Статья иеродиакона Иова (Чернышева), преподавателя Николо-Угрешской духовной семинарии, соискателя ученой степени кандидата богословия, посвящена изучению изъятия церковных ценностей в Николо-Угрешском монастыре в 1922 году. Статья публикуется в авторской редакции. Сайт Богослов.ру.

Сложную эпоху XX столетия, принесшую Русской Церкви горькие страдания и славу исповедничества, можно охарактеризовать словами историка И.К.Смолича: «Церковь пытается вступить на свободный и самостоятельный путь развития и провести реформу сверху донизу. Но внутриполитический переворот в России ставит ее теперь под удар новой государственной власти. Церковь теоретически от государства отделена, практически же новая государственная власть вмешивается в жизнь Церкви. Русская Церковь, или лучше сказать Восточно-Православная Церковь в СССР теперь должна бороться за свое христианское существование. Эта борьба имеет для данного периода эпохальное значение». В этой борьбе предстояло явить миру подвиг веры, истинную христианскую надежду. Церковь в новых исторических условиях должна была продолжить свою спасительную миссию Просвещения.

Среди многообразных форм преследования Русской Церкви в годы атеистического гонения кампания по изъятию церковных ценностей занимает особое место. Формальным поводом к проведению кампании послужили тяжелейшие последствия засухи лета 1921 года и наступившего голода. «Картины голода в Поволжье, который начался осенью 1921 года, были поистине кошмарными, — писали в своих «Очерках» А.Э. Левитин-Краснов и В.А. Шавров, — они поражают даже нас, переживших ленинградскую голодную зиму 1941/42 гг. Достаточно сказать, что людоедство стало в те дни в Поволжье массовым явлением — на людей, как на диких зверей, расставлялись силки; под самым Саратовом, в 2-3 километрах от города, зверски убивали пешеходов, которые становились затем жертвами людоедов; попадались полностью вымершие деревни».

Летом 1921 года святитель Тихон, Патриарх Всероссийский, обратился к главам христианских Церквей с призывом о помощи. Патриарх также составил специальное воззвание к клиру и пастве, в котором призывал к совершению добровольных благотворительных пожертвований в пользу голодающих. Для контроля и распределения собранных средств в августе 1921 года Святейший Патриарх составил специальный церковный комитет из духовенства и мирян, который был распущен советской властью. «Вместо него начинает действовать государственная «Центральная комиссия помощи голодающим» при ВЦИКе».

«Разрешение на сбор средств в помощь голодающим Русская Православная Церковь получила только в декабре 1921 г., когда Президиум ВЦИК принял соответствующее постановление. Начались переговоры с Центральной комиссией помощи голодающим при ВЦИК (ЦК Помгол), завершившиеся выработкой Положения об участии Церкви в деле помощи голодающим».

В результате достигнутых договоренностей патриарх Тихон выпустил новое первосвятительское послание от 6 февраля 1922 года, согласованное с ЦК Помголом, где, в частности, писал: «мы допускаем возможность духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслет, ожерелье и другие предметы, жертвуемые на украшение святых икон, золотой и серебряный лом), на помощь голодающим».

Пожалуй, это решение можно считать наиболее целесообразным: со стороны Церкви была бы оказана благотворительная помощь, в то же время, священные предметы, имеющие богослужебное указание, были бы сохранены. Однако, последующие события показали, что забота о жертвах голода стала лишь прикрытием масштабной акции гонения Церкви. Преследуя Церковь, власть Советов ставила себе целью не только идеологическую борьбу, но осуществляла и элементарный грабеж, который прикрывался необходимостью использования церковных ценностей на благо всего народа. Кампания по изъятию церковных ценностей являлась продолжением политической линии, взятой властью большевиков в 1918 году.

23 января 1918 года был принят декрет об отделении Церкви от государства, ставивший Церковь в бесправное положение. Даже ярый апологет советской власти, обновленческий лидер А.И. Введенский признает, что «декрет об отделении Церкви от государства, несмотря на то, что весь Собор <Всероссийский Церковный Собор 1917-1918 гг. – И.Ч.> шел под знаком этой возможности, оказался неожиданным».

Принцип свободы совести, продекларированный в этом документе, приводил к тому, что «Церковь отделяется от государства. Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Школа отделяется от Церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом.

Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются по особым постановлениям местной или центральной государственной власти в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».

На деле это означало начало невиданной кампании по преследованию верующих, закрытию храмов и изъятию церковных ценностей, с этого времени «посыпался ряд декретов и постановлений, направленных на удушение Церкви». Советская власть видела в Церкви идеологического врага: «опорной базой контрреволюции зачастую были монастыри».

Уже 27 декабря 1921 года вышел декрет ВЦИК «О ценностях, находящихся в церквах и монастырях», согласно которому, все имеющееся имущество должно быть «распределено на три части:

1. Имущество, имеющее историко–художественное значение подлежат к исключительному ведению Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины, Народного Комиссариата Просвещения, согласно инструкции отделения церкви от государства.

2. Имущество, материальные ценности, подлежащие выделению в Государственное Хранилище Ценностей РСФСР.

3. Имущество обиходного характера, где оно сохранилось».

2 января 1922 года появилсядекрет об изъятии музейного имущества, а 22 января 1922 года на заседании ВЦИК было принято постановление «Об изъятии церковного имущества». Это постановление заменило добровольный характер пожертвования принудительным изъятием, которому подлежали все «драгоценные предметы из золота, серебра и камней», при этом в декрете обговаривалось, что изъятие «не может существенно затронуть интересы самого культа». Это замечание было достаточно расплывчатым и позволяло по-разному определять степень существенности того или иного предмета. В каждой губернии должны были быть образованы Комиссии «в составе представителей Губернского Исполнительного Комитета, Губернской Комиссии помощи голодающим и Губернского финансового отдела под председательством одного из членов ВЦИК».

Поскольку все имущество, которым ранее обладала Церковь, было передано в собственность народа, то ценности, находящиеся в храмах, по сути своей, были в пользовании общиной верующих, о чем заключались договора. В вязи с этим изъятие ценностей подразумевало пересмотр договоров, а сами ценности должны были рассматриваться в присутствии группы верующих. Изъятое поступало в особый фонд, при этом подробный перечень ценностей должен был публиковаться в местной печати.

Вопросы изъятия церковных ценностей стали предметом широкой дискуссии, в т.ч. в печати. Современники тех событий писали: «Церковь пришла в движение. Карьеристы и конъюнктурщики, как всегда, еще более накаляли атмосферу, подливали масло в огонь, стремясь во что бы то ни стало заработать на этом политический капитал. Особенно лез вон из кожи некий Михаил Горев, статьи которого, наполненные призывами к расправе с духовенством, не сходили тогда со столбцов центральной прессы. Читатели его статей, злобных и хлестких, вероятно, очень удивились бы, если б узнали, что всего четыре года назад антирелигиозный вития сам был священником. Мало того, свящ. Галкин, писавший после революции под псевдонимом Михаил Горев, был в свое время приближенным митрополита Питирима и завсегдатаем у «благочестивого старца» Распутина».

Святейший Патриарх Тихон 28 февраля 1922 года направил новое послание по поводу изъятия ценностей у Церкви: «ВЦИК, – писал святитель, – постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки Церкви подобный акт является актом святотатства». Патриарх вновь подчеркивал возможность передачи предметов небогослужебного характера.

Действия и состав уездной комиссии по изъятию церковных ценностей регулировались специальной инструкцией. В обязанности комиссии входило «изъятие всех предметов религиозного культа из золота, серебра, платины и драгоценных камней, находящихся в пользовании и на хранении групп верующих всех религий в предоставленных им в пользование, согласно Декрета об отделении церкви от Государства, церквах, ризницах, часовнях, костелах, синагогах, кирхах, храмах, молельнях, мечетях, старообрядческих моленных, сектантских молитвенных домах и т. п.».

Изъятие ценностей должно было проходить в соответствии со списками ценностей, представляемых губернской комиссией. Однако тут же становится очевидным насильственный характер изъятия: примечание инструкции говорит, что «в первую очередь подлежат изъятию ценности из наиболее богатых храмов, монастырей, синагог, часовен и т.д.».

Согласно инструкции, работа по изъятию ценностей должна была должна выглядеть следующим образом: комиссия «назначает день и час производства работ в данном здании, и не менее чем за одни сутки до срока прибытия на место, вызывает к означенному часу от трех до пяти лиц, из числа группы верующих, в использовании которых находится данное здание со всеми имеющимися у них документами и описями (причем, обязательно должна быть представлена старая, до 1917 г., церковная опись, или инвентарная книга) и при надобности представителя ГубмузеяПодкомиссия сверяет описи с наличностью церковного имущества, и, при обнаружении предметов, не внесенных в описи, заносит в таковые, при отсутствии же в наличии какого либо предмета, имеющегося в описи Подкомиссия составляет о сем особый протокол и передается Следственным органам для производства расследования и привлечения виновных к ответственности Представители групп верующих имеют право вносить в протокол все свои замечания и возражения по поводу передачи в пользу голодающих предметов… Драгоценные предметы без которых невозможно совершение богослужения, немедленно заменяются Губкомиссией менее ценными».

Ценности, которые имеют музейное значение, должны были незамедлительно передаваться в фонды музеев.

При составлении описи изымаемых ценностей, все «предметы, состоящие из золота, серебра, платины и драгоценных камней, точно описываются и упаковываются… причем выделяются в самостоятельные группы золотые и платиновые изделия и драгоценные камни и серебряные изделия; золотые и платиновые изделия пересчитываются по штучно, с указанием количества камней и сорта, без определения веса камней, но с указанием точного веса каждой вещи; серебряные изделия сосчитываются по штучно, с указанием общего веса; все изъемлимые ценности отмечаются в имеющейся при храме описи и заносятся в особый протокол, подписываемый, как членами Подкомиссии, так и Представителями группы верующих, в пользовании коих предметы эти находились».

Комиссия обеспечивала транспортировку ценностей, которые «должны быть помещены в прочную деревянную, или металлическую тару, обвязанную дважды накрест толстой веревкой, или проволокой, концы которой должны быть опечатаны, или опломбированы Представителями Подкомиссии». Указанная инструкция говорила и о том, что «районные Подкомиссии в г. Москве направляют изъятое имущество непосредственно в Гохран».

Деятельность этих подкомиссий должна была четко фиксироваться в соответствующих описях. Московская Губкомиссия от 01 апреля 1922 года устанавливала в согласии с Гохраном порядок фиксации изъятия церковных ценностей в виде заполнения нескольких форм.

Чуть позже были сформулированы инструкции для отдельных комиссий, которые направлялись в конкретные церкви: «Общие работы по изъятию в отдельных церквах руководит уполномоченный районной комиссии, являющийся ответственным политическим руководителем группы; в распоряжении уполномоченного районная комиссия командирует одного помощника, одного секретаря и двух конторщиков. Б. Гохран командирует в распоряжение уполномоченного 2 – х специалистов (одного серебряника и одного ювелира) и двух рабочих, таким образом состав отдельных групп следующий: 1 уполномоченный, 1 помощник, 1 секретарь, 2 специалиста, 2 рабочих (упаковщика)». При отдельной необходимости в эти комиссии могли быть включены дополнительные лица.

Описывался и сам процесс изъятия ценностей: «Техническая группа во главе с уполномоченным направляются в церковь, где должна производится работа; вызываются представители от духовенства и верующих; и немедленно предъявляются требования представителям духовенства с предоставлением клировых ведомостей 1914 года, и только в отсутствии этих ведомостей комиссия приступает к работе по позднейшим ведомостям; в случае отсутствия и этих, работа производится по наличности ценностей церкви, причем на отсутствие описей составляется особый акт, каковой передается для проведения расследования… По получению клировых ведомостей комиссия приступает немедленно к работе, никакие задержки откладывания недопустимы… Церковь на время работы запечатывается… Уполномоченный Районной комиссии предлагает представителям духовенства и верующих самим производить снятие риз и других ценностей подлежащих изъятию; в случае их отказа к работе приступает сама техническая группа… Все изъятые ценности записываются в специальные акты… Акты должны быть со следующими подписями: а) уполномоченный райкомиссии, б) представителя Гохрана, в) представителя духовенства или верующих».

Приведенные инструкции показывают, что само изъятие ценностей вроде бы не несло в себе идеологической подоплеки, а проводилось в рамках согласия и непротивления. Однако, под видом изъятия ценностей явно должна была развернуться настоящая идеологическая компания против Церкви. В самих конкретных указаниях инструкций для изъятия церковных ценностях на местах мы видим, что эта кампания носила идеологическую окраску. Комиссиям предлагалось брать «на учет ювелиров, серебряников и иных лиц… из товарищей коммунистов и лояльно беспартийных». В ходе подготовительной работы к изъятию церковных ценностей необходимо было «перенести весь центр тяжести агитационной и подготовительной работы на фабриках и заводах. На фабрики и заводы где настроение рабочих благоприятное устроить сразу общее собрание, где настроение неблагоприятное устроить конференции… Для усиления агитационной и митинговой компании считать необходимым привлечь бывших священнослужителей стоящих на платформе советской власти».

Очевидцы тех событий пишут: «Изъятие ценностей явилось оселком для испытания политических убеждений тогдашнего духовенства: «приемлющие» высказывались за безоговорочную передачу всех ценностей, «неприемлющие», не отрицая, конечно, необходимости помощи голодающим, отказывались отдавать священные предметы в руки антирелигиозной власти и вообще не хотели, чтобы помощь голодающим происходила через Советское правительство».

Случалось и сопротивление изъятию ценностей. «Когда люди в кожаных куртках вошли в храмы, чтобы изъять серебряные и золотые чаши, масса верующих бросилась на защиту ценностей; волна инцидентов прокатилась по стране. На столбцах газет появились громовые статьи против церковников, начались аресты священников».

Что касается числа пострадавших в этот период, то в одном из последних исследований Н. Н. Покровский, комментируя данные современной исторической науки по этому вопросу, пишет: «Документы Политбюро и Лубянки пока не дают возможности определить цифровые характеристики ни числа столкновений между верующими и властями, ни количества убитых и раненых в этих столкновениях, ни числа репрессированных. Из одной работы по истории РПЦ в другую переходит свидетельство активного участника событий «живоцерковного» протопресвитера В. Красницкого о том, что в ходе изъятия в 1922 г. в стране произошло 1 414 кровавых инцидента. Часто (хотя не всегда точно) приводятся сведения бежавшего из России священника Михаила Польского о том, что в 1922 г. общее число жертв, погибших при столкновениях и расстреляных по суду, было 2 691 человек белого духовенства, 1 962 монашествующих, 3 447 монахинь и послушниц; всего 8 100 жертв. В литературе встречаются и упоминания о том, что в связи с изъятием церковных ценностей в 1922 г. в стране прошло 231 судебное дело, на коих были вынесены приговоры 732 человекам…».

19 марта 1922 года, после получения известия о сопротивлении изъятию церковных ценностей в Шуе, которое закончилось кровопролитием, Ленин написал свое известное письмо, в котором достаточно четко раскрыл смысл и цели кампании по изъятию ценностей: «Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне… Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».

Мандат на изъятие ценностей в Николо-Угрешском монастыре был выдан 22 апреля 1922 года, описи мест изъятых ценностей датируются 28, 29 апреля и 2 мая 1922 года.

2 мая 1922 года был составлен протокол на изъятие ценностей Николо-Угрешского монастыря. Оно проводилось представителями Московской уездной комиссии М.П. Коршевым, В.И. Кондратовым, Н.К. Феофановым, В.П. Цыгановым, Ф.Н. Чуркиным и А.Н. Барановым в присутствии представителей общины верующих ризничего иеромонаха Иоасафа и члена церковного совета Ивана Григорьевича Киселева.

По протоколу, при приеме ценностей выявилось несоответствие с описями. Так, в золотой панагии, изъятой и сданной в Гохран, не было бриллианта, зафиксированного в описи от 23 октября 1918 года. Не хватало и других ценностей, которые, по слова ризничего иеромонаха Иоасафа, были отправлены в Сибирь и на фронт, ряд из них был размещен на монастырском хуторе в Александровском уезде Владимирской губернии.

Описи изъятого имущества подписали, соответственно, уполномоченный районной комиссии Н.К. Феофанов, представитель верующих И.Г. Киселев и ризничий иеромонах Иосасаф.

Протокол утверждает, что со стороны представителей общин верующих при передаче ценностей жалобы на неправильности, допущенные при изъятии церковных ценностей, отсутствовали.

И хотя естественное сопровождение ценностей охраной от органов правопорядка порой толкуется в пользу насильственного характера изъятия ценностей в Николо-Угрешском монастыре, стоит признать, что изъятие проходило мирно, ни какой недосказанности в протоколе не было. Напротив, обширный корпус подобных документов приводит примеры того, что малейшие волнения находили письменную фиксацию, соответственно, решение вопросов проходило уже в ином русле. В обители святителя Николая изъятие церковных ценностей не встретило сопротивления.

Нужно упомянуть и о том, что по свидетельству Геннадия Ивановича Ерастова, родственника насельника обители игумена Филофея, настоятеля монастыря архимандрита Макария обвиняли в сокрытии ценностей, но доказать этот факт не смогли. Документальных подтверждений этому воспоминанию не найдено.

Сводная ведомость изъятых ценностей Ухтомского района Московской области дает нам подробную информацию по Николо-Угрешскому монастырю.

Эти данные могут быть представлены в следующей таблице:

Таблица 1. Изъятые в 1922 году церковные ценности и Николо-Угрешского монастыря (по данным сводной ведомости изъятых ценностей Ухтомского района Московской области)

Сводная ведомость изъятых ценностей по Московскому уезду также приводит общие данные для каждого объекта. В ней указано количество мест (т.е. упаковочных тар), количество предметов и общий вес ценностей. Из Николо-Угрешского монастыря ценности были изъяты в количестве 558 предметов, которые занимали 33 места, их общий вес которых составил 24 пуда 38 фунтов и 64 золотника.

Для сравнения можно привести данные для других объектов. Так, из Николо-Перервинской обители были изъяты ценности в количестве 85 предметов, которые занимали 13 мест, общий вес 11 пудов 18 фунтов и 22 золотника. Из Церкви Рождества Богородицы села Капотня были изъяты ценности в количестве 49 предметов, которые занимали 3 места и общий вес которых составил 4 пуда 7 фунтов и 90 золотников. Из Казанской церкви села Котельники были изъяты ценности в количестве 22 предмета, которые занимали одно место и общий вес которых составил 1 пуд 23 фунта. Из Троицкой церкви села Наташино были изъяты ценности в количестве 10 предметов, которые занимали одно место и общий вес которых составил 10 фунтов.

Стоит отметить, что сводные описи Ухтомского района Московской области и Московского уезда упоминают и наименование поселения, в котором располагался монастырь: Николо-Угреша и Николо-Угрешское.

Кроме того, общий список церквей Ухтомского района, подготовленный Комиссией по изъятию церковных ценностей, содержит перечисление храмов Николо-Угрешского монастыря: «Преображенский, Успенский, Усекновения главы, Скорбященская, Казанская, Петро-Павловская, Сергия Радонежского». Отсутствие в этом списке Никольского собора не совсем понятно.

В ходе изъятия ценностей в Московском уезде советскими властями были выявлены недостатки при сдаче в Гохран, о которых секретно сообщалось в Московскую губернскую комиссию по изъятию ценностей:

«1) Волокита, выражающаяся в том, что при сдаче каких-нибудь 5-6 мешков приходится терять по 7-8 и более часов;

2) Так как Уездная комиссия, не имея опыта в прошлом, не могла достаточно организовать свой местный аппарат, и этим самым была поставлена в безвыходное положение, и сдача ценностей происходит непосредственно в Гохран, который, принимая таковые, выдавая на принятые росписи (акты)… неимеющие достаточные сведения о сданных ценностей, а именно, нет указания о весе таковых, а имеются указания только количестве мешков».

Возникали и конфликты между Московской уездной комиссией и Губернской Комиссией. Сохранилось обращение председателя губкомиссии Медведя к председателю Московской уездной комиссией Колотову с требованием «сдать на склад не доданные 45 пудов муки из ошибочно выданных лишних 100». Это дело тянулось около месяца. Очевидно, что подобные распри, осложняя деятельность комиссий, демонстрировали их реальные цели.

Результаты изъятия церковных ценностей были подведены в «Ведомости количества собранных церковных ценностей по 1-е ноября 1922г.», направленной в Секретариат ЦК РКП(б) от ЦК Последгола (бывшего Помгола). Общая оценка полученных ценностей составила 4 650 810 рублей 67 копеек (в золотых рублях). Стоимость же сданных в Госхран ценностей составила 1 948 767 рублей 57 копеек для города Москвы и 960 143 рублей 46 копеек для Московской губернии. Таким образом, на Московской регион пришлась большая часть изъятых ценностей в ходе кампании 1922 года.

Реализация изъятых ценностей «проводилась по трем направлениям: промышленная переработка церковного серебра и золота для Наркомфина, формирование «алмазного фонда» Гохрана, отбор художественных изделий для экспортного управления Внешторга». Реальная судьба изъятых ценностей остается для нас неизвестной.

В результате всероссийской кампании произошел ряд событий: арест святителя Тихона, и расстрел священномученика Вениамина Петроградского, страдания и тяготы многих исповедников и новомучеников, возникновение обновленческого раскола. Тем не менее, Русская Церковь мужественно и достаточно спокойно пережила это событие. Отсутствие изъятого не могло прекратить спасительное служению миру, которое совершает Церковь Христова. Вера в Божественный Промысл, устрояющий заботу о Святых Своих Церквах, не оставлял пастырей и пасомых той сложной эпохи. Взирая на перипетии XX столетия, Русская Церковь, пережившая бурю гонений, может свидетельствовать словами Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия: «А Божий мир по-прежнему стоит… А Божий мир по-прежнему стоит…»

Смолич И. К. К вопросу периодизации истории Русской Церкви (пер. с немецкого архимандрита Макария (Веретенникова) // Альфа и Омега. 1998. № 3. С. 173.

Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С.33.

Цыпин В., прот. История Русской Церкви. М., 1997. С.72.

Изъятие церковных ценностей в Москве. М., 2006. С. 4.

Изъятие… С.148.

Введенский А.И., прот Церковь и государство. М., 1925. С.111.

Цит. по: Русская Православная Церковь в советское время / сост. Г.Штриккер. М.,1995. С. 113.

Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 50.

Куроедов В.А. Религия и Церковь в советском государстве. М., 1982. С. 62.

Изъятие… С.143-144.

Там же. С. 149.

Изъятие… С.150.

Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки… С.54.

Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. М., 1994. С.190.

Изъятие… С.14.

Инструкция для уездных и районных подклмиссий по изъятию церковных ценностей // Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. 66. Оп.18.Д. 283. Л. 2 — 2об.

Там же. Л. 2.

Там же. Л. 2об.

Там же. Л.16.

Там же. Л. 5.

Там же. Л.15.

Там же. Л.16 об.

Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки… С. 54.

Там же. С. 53.

Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. М.- Новосибирск, 1997.С. 78.

Цит. по: Русская Православная Церковь в советское время… С.153.

ЦГАМО.Ф.66.Оп.18.Д.294г.Л.123.

Там же. Л.90-97.

Там же.Л.98-115.

Там же. Л.116 – 122.

Там же.Л.123.

Жигулева Т. На рубеже эпох.// Угрешские вести. 2002. № 36. С. 7.

Игумен Филофей, в миру Филипп Антипычев, родился в 1866 в деревне Кишкино. 10 декабря 1898 года был пострижен в мантию, в 1899 году рукоположен в диаконский сан, а в 1901 году - в пресвитерский. В 1907–1910 гг. был благочинным монастыря, а с 1910 по 1914 гг. являлся законоучителем братской школы при монастыре. В 1914 году отец Филофей ушел на фронт полковым священником (ЦИАМ, ф.1371, оп.1, ед.хр.94, л.1.) После 1917 года иеромонах Филофей вернулся в монастырь и был казначеем. В 1925–1934 гг. служил во Владимирском храме села Красково.

Колганов А., свящ. Жизнь и деятельность настоятеля Николо-Угрешского монастыря архимандрита Макария (Ятрова). Дипломная работа. Дзержинский, 2007. С.53.

Здесь, видимо, вкралась ошибка

Место № 27 в описи отсутствует.

Там же. Л.39об.

ЦГАМО.Ф.66.Оп.18.Д.294г.Л.64-64об.

ЦГАМО.Ф.66.Оп.18.Д.369.Л.39об.

ЦГАМО.Ф.66.Оп.18.Д.294г.Л.163.

ЦГАМО. Ф. 66. Оп.18.Д.283. Л.163.

Там же. Л.173.

Изъятие… С.27.

ЦГАМО.Ф.66.Оп.18.Д.369.Л.51.

Изъятие С.27.

Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М., 1994.С. 164.

Некоторые аспекты изъятия церковных ценностей на Кубани в 1922 году.

В соответствии с постановлением ВЦИК от 25 февраля 1922 года (№ 9357) и Куб-чероблисполкома от 2 марта 1922 года (№ 98) была образована Кубано-Черноморская областная комиссия по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих. 6 марта 1922 г. комиссия приступила к работе .

Однако прежде чем обратиться к фактам деятельности комиссии и функциям, воз-ложенным на нее советским правительством, хотелось бы остановиться на ряде вопро-сов, сопряженных с событиями, предшествующими и сопутствующими изъятию церковных ценностей в СССР и в частности на Кубани.
Дело в том, что кроме помощи голодающим, изъятие преследовало другие цели, ничего общего с этой помощью не имеющие. Известно, что перед лицом голода, патри-арх Тихон еще осенью 1921 года, обратился с воззванием к верующим Русской право-славной церкви, и, при содействии духовенства, в короткий срок была собрана значительная денежная сумма . Но правящая партия искала в недрах православной церкви не союзников, а врагов, стремясь выявить так называемое «черносотенное духовенство», с которым необходимо было покончить раз и навсегда.

В Вестнике Русского христианского движения» (Париж, 1970 год. № 97) Н.А. Струве опубликовал секретное письмо В.И. Ленина от 19 марта 1922 г. об изъятии цер-ковных ценностей. Письмо адресовалось «товарищу Молотову для членов политбюро». В нем говорилось: «…для нас именно данный момент представляет из себя не только ис-ключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, ко-гда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…

Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть и несколько миллиардов) мы должны, во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется, безусловно и полностью, на нашей стороне…

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству [курсив мой
– А.Б.] и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий…

…На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в осо-бенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с бес-пощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционно-го духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше» .

Таким образом, помимо помощи голодающим, экспроприация церковных ценностей имела и другую цель – расправу с «черносотенным духовенством». По данным священника Михаила Польского в ходе изъятия 1922 года было расстреляно и замучено духовных лиц разного звания: на Кубани – 69, в Черноморской губернии – 37 человек .

А теперь обратимся непосредственно к теме изъятия церковных ценностей. В течение марта 1922 года, в отделах Кубано-Черноморской области создавались отдельские комиссии, состоявшие в подчинении областной комиссии. Так, например, 22 марта 1922 года, в соответствии с постановлением Кубано-Черноморской областной комиссии по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих от 6 марта 1922 года (протокол № 1), была образована комиссия по изъятию церковных ценностей при Краснодарском отдельском отделе управления .

Для производства описей церковного имущества назначались: заведующий отдельским финансовым отделом, председатель бюро юстиции и председатель комитета помощи голодающим .

В Краснодарскую отдельскую комиссию вошли: представитель от исполкома Краснодарского отдела (фамилия не указана), председатель комитета помощи голодающим Онипко, от бюро юстиции Борисов, от областного финансового отдела Шелкочев, от комитета ВКП (б) Пушков .

На заседании областной комиссии от 7 марта 1922 года (протокол № 2) принято постановление о порядке производства описей церковного имущества и изъятия его в пользу голодающих. Постановление было подготовлено заведующим отделом юстиции Базаровым .

Согласно постановлению комиссиям предлагалось немедленно, «путем выступления на собраниях и митингах разъяснить населению сущность и цели предстоящего использования церковных ценностей и предложить местному духовенству со своей стороны объяснить верующим о необходимости использования церковных ценностей для обсеменения полей и спасения голодающего населения Республики» .

Кроме этого, от комиссий требовалось:
«- в самый кратчайший срок приступить к составлению описей всего церковного имущества, принадлежавшего той или иной вероисповедной группе или организации;
- на каждый храм, молитвенный дом, монастырь, часовню, мечеть, синагогу и пр. должна быть составлена отдельная опись в трех экземплярах, из коих два представляют-ся в областную комиссию, а 3-й хранится в местной комиссии;
- в опись должны включаться каждый предмет отдельно с указанием материала, из коего он сделан, только однородные предметы, состоящие из одного и того же материала, могут включаться в опись общим числом;
- при составлении таких описей обязательно присутствие священнослужителей данного вероисповедания и представителя данного приходского совета;
- до просмотра описей Областной комиссией никаких действий в отношении изъя-тия ценностей отдельские комиссии в отделах и председатели комитетов взаимопомощи в населенных пунктах производить не имеют права;
- право определения, какие церковные ценности подлежат изъятию, принадлежит только Областной комиссии» .

В марте 1922 года проводилось совещание благочинных Кубанской и Черномор-ской епархий под председательством владыки Иоанна, епископа Кубанского и Красно-дарского. В совещании принимали участие: товарищ председателя, благочинный церк-вей г. Краснодара, протоиерей о. Александр Иванов и секретарь – благочинный 27 округа Кубанской епархии священник о. Тимофей Бондаренко.
На совещании было решено: в связи с тем, что «голод, постигший многие места нашей родины, принял ужасающие размеры, и тысячи наших братьев ежедневно гибнут от голода в страшных муках» :

«1. Принять самое активное участие в проведении в жизнь означенного декрета, расположив общины верующих к пожертвованию церковных ценностей, оставив в церк-вах только необходимые из них для церковно-богослужебных целей;
2. Минимумом, необходимым для церковно-богослужебных целей считать:
- для однопрестольного храма: один ковчег, одно большое и два малых Евангелия, два напрестольных креста, две чаши, два дискоса, две лжицы, три тарелочки и два ковшика;
- для двухпрестольного храма: два ковчега, два больших и два малых Евангелия, четыре напрестольных креста, две чаши, два дискоса, две лжицы, четыре тарелочки и два ковшика;
- для трехпрестольного храма: три ковчега, три больших и три малых Евангелия, шесть напрестольных крестов, три чаши, три дискоса, три лжицы, четыре тарелочки и два ковшика.
- сверх сего оставить на каждого священника по дароносице, кресту и кадилу для причащения больных и требоисправления.
3. Ризы с икон могут быть сняты лишь в том случае, если снятие их не исказит и не обезобразит иконы;
4. При рассмотрении областной комиссией описей имущества каждой церкви для определения предметов, подлежащих изъятию, должны присутствовать: от духовенства – представитель Кубанского епархиального управления и от мирян представитель, назначенный тем же управлением на правах его кооптированных членов;
5. В число членов комиссии при фактическом изъятии ценностей на местах должны входить, кроме всех членов причта и представители от приходов в лице приходских советов;
6. Просить областную комиссию принять меры к тому, чтобы участвующие от ис-полкомов представители осторожно и тактично производили изъятие церковных ценно-стей во избежание оскорблений религиозного чувства верующих…;
7. Изъятые вещи, как вещи освященные, к которым по канонам церкви может при-касаться только рука священнослужителя, должны сопровождаться вплоть до Всерос-сийского комитета Помгола священнослужителем…;
8. Причтам епархии вменить в священную обязанность разъяснить верующим, как цели изъятия церковных ценностей, так и крайнюю необходимость этой жертвы во имя спасения человеческих жизней…».

На заседании областной комиссии от 18 марта 1922 года было решено допустить в комиссию представителей Епархиального управления и мирян с правом совещательного
голоса; допустить священнослужителя к самому изъятию церковных ценностей, упаков-ке и сопровождению в облкомиссию; признано необходимым оставить необходимое ко-личество предметов, без коих не могут быть совершаемы религиозные обряды, а также воздержаться от таких действий, кои обесценят или обезобразят церковный предмет, а в случае его большой ценности, принять меры к замене его менее ценным предметом ; на заседании комиссии от 22 марта 1922 года постановили признать существенными для интересов культа и необходимыми для совершения религиозных обрядов следующие предметы :

1. Для однопрестольного храма - один ковчег, одно большое и два малых Евангелия, два напрестольных креста, две чаши, один дискос, две лжицы, две тарелочки и два ковшика;
2. Для двух и более престольных храмов: два ковчега, 2 больших и 4 малых Еван-гелия, два напрестольных креста, две чаши, два дискоса, две лжицы, три тарелочки и три ковшика.
3. Сверх того, необходимыми для каждого священника являются дароносица, крест и кадило.

В соответствии с постановлениями ВЦИК и Кубано-Черноморской областной комиссии в марте 1922 года была составлена инструкция «О порядке изъятия церковных ценностей в пользу голодающих» следующего содержания :
1. Отдельские комиссии по изъятию церковных ценностей в отдельских городах и станицах, а председатели комитетов взаимопомощи во всех прочих населенных пунктах области, на основании описей и иных, имеющихся в распоряжении их данных, устанав-ливают очередной порядок работ по изъятию ценностей в зависимости от имеющихся в том или ином храме ценностей, причем в первую очередь подлежат изъятию ценности из наиболее богатых храмов, монастырей, синагог, часовен и пр.
2. Установив порядок ближайших работ, комиссии и председатели комитетов вза-имопомощи назначают день и час производства работ в данном здании и вызывают к назначенному часу причт данного храма, часовни, синагоги и пр. и представителей ми-рян от приходского совета в количестве от трех до пяти лиц со всеми имеющимися у них документами и описями (причем, обязательно, должна быть представлена старая, до 1917 года, церковная опись или инвентарная книга, по коей производится проверка налично-сти церковных драгоценностей.
3. По прибытии причта и представителей мирян на место, комиссии и председатели комитетов взаимопомощи приступают к самому изъятию из церковных имуществ всех драгоценных предметов из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа.
4. Существенными для интересов культа и необходимыми для совершения религи-озных обрядов признаются следующие предметы:
- для однопрестольного храма - один ковчег, одно большое и два малых Евангелия, два напрестольных креста, две чаши, один дискос, две лжицы, две тарелочки и два ковшика;
- для двух и более престольных храмов: два ковчега, 2 больших и 4 малых Еванге-лия, два напрестольных креста, две чаши, два дискоса, две лжицы, три тарелочки и три ковшика.
- сверх того, необходимыми для каждого священника являются Дароносица, крест и кадило.
Изъятию из церковных имуществ подлежат только предметы из золота, серебра и камней, из прочих же металлов (меди, фраже) изъятию не подлежат.
5. Означенные в пункте 4 сей инструкции церковные предметы, если они имеются только в указанном в том же 4 пункте количестве, изъятию не подлежат, хотя бы они бы-ли из золота, серебра и камней; лишь при наличии таких же предметов из менее ценных металлов, первые изъемлются, а вторые (менее ценные) остаются.
6. Замена драгоценных предметов такими же предметами из менее ценных метал-лов обязательна, лишь бы последние были в наличности.
7. Ризы с икон в случае их большой ценности и возможности отделения от икон, подлежат снятию, если снятие их не обезобразит икон и, если ее (ризу) можно заменить другим чем-либо (материей).
8. В случае возникновения каких-либо сомнений при изъятии церковных предметов или возражениям мирян, что данный предмет является существенным и необходимым для культа, необходимо запрашивать разъяснения областной комиссии, а спорный предмет временно оставить в храме, синагоге, часовне и пр.
9. Всем драгоценным предметам, изымаемым из церковных имуществ, составляется подробная опись.
10. При составлении описи изъемлемых ценных предметов, все изъемлемые пре-меты, состоящие из золота, серебра и драгоценных камней точно описываются и уклады-ваются представителем культа под наблюдением комиссии и председателей комитетов взаимопомощи в особые ящики и здесь же отмечаются в имеющейся при храме описи и заносятся в особый протокол, подписываемый как членами комиссии, так и представителями мирян и причта.
Примечание: При отсутствии в наличности какого-либо предмета, значащегося по инвентарной книге, о сем составляется особый протокол и передается в областной отдел юстиции для производства расследования и привлечения виновных к ответственности.
11. Представители мирян имеют право вносить в протокол все свои замечания и возражения по поводу передачи в пользу голодающих предметов, без коих отправление богослужения является невозможным и замены их другими, менее ценными.
12. Все церковное имущество, изъятое на основании настоящей инструкции пред-седателями комитетов взаимопомощи направляется в отдельские комиссии, а последние сдают его в отфинотделы для направления его, в соответствии с инструкцией от 21 января 1922 года, местным комиссиям по учету, изъятию и сосредоточению ценностей, в областные финотделы.
Примечание: 1. Никакой реализации ценностей на местах не производится; 2. Священнослужители, в случае изъявления желания, вместе с представителями власти, сопровождают изъятые церковные ценности из станиц в отделы и далее в область за свой счет.
13. При изъятиях никоим образом не следует давать проявляться в действиях аген-тов власти чувству гнева и презрения к религиозным чувствам верующих и избегать всякого неприличествующего рабочей власти отношения к священнослужителям и верую-щим.
14. Отдельские комиссии по изъятию церковных драгоценностей все описи церковного имущества по окончании работ по изъятию драгоценностей направляют в обл-комиссию и, кроме сего, еженедельно представляют подробный перечень ценностей, изъятых из местных храмов, молелен, синагог и т.п., с указанием названия последних.
25 марта 1922 года газета «Красное знамя» опубликовала архипастырское воззвание и протокол совещания благочинных Кубанской и Черноморской епархии о поддержке действий по изъятию ценностей, что рассматривалось как акт «пожертвования». Публикация имела целью подготовить общественное мнение к предстоящим реквизициям в церквах .

В связи с тем, что накануне проведения кампании изъятия церковных ценностей в храмах и монастырях участились кражи церковного имущества, в конце марта в местные комиссии были разосланы секретные циркуляры из Москвы с предписанием «установить строжайшее наблюдение за производством следствий по делам об участившихся в последнее время кражах из монастырей и храмов» и требованиями: привлекать к уголовной и гражданской ответственности хранителей церковного имущества «даже в тех случаях, когда непосредственные похитители не обнаружены…» .

В начале апреля 1922 года началась кампания по изъятию церковных ценностей. 5 апреля 1922 года председатель Краснодарской отдельской комиссии Онипко сообщал в областную комиссию, что «учет церковного имущества Красотдела не произведен вслед-ствие ненормального получения описей церковного имущества от населенных пунктов, которых до настоящего времени получено только от 5» .

18 апреля 1922 года в г. Краснодар, Предкубполитотдел из Москвы пришла шиф-рограмма, в которой говорилось: «желание духовенства по сопровождению ценностей Москву нужно организовать так, чтобы поехали представители лояльного духовенства, которых можно было бы использовать в Москве. Враждебные попы не нужны» .

19 апреля 1922 года полномочный представитель архиепископа Кубанского сообщал в Кубчероблисполком об ограблении Покровской и греческой церквей г. Краснодара, а также церквей в станицах Андреевской и Афипской .

На этом закончился подготовительный этап изъятия церковных ценностей, а 26 ап-реля началось изъятие. Были изъяты ценности в Екатеринодарском кафедральном соборе (в том числе из хранившегося там имущества домовых церквей бывших епархиального женского и коммерческого училища) и в синагоге. В Екатерининском соборе комиссия после этого работала еще дважды – 28 апреля и 12 мая. 2 и 5 мая изымалось имущество Александро-Невского собора; 6 мая – Дмитриевской и Покровской церквей; 8 мая Николаевской, Троицкой, Ильинской и Скорбященской (при городской больнице); 10 мая Всесвятской (на городском кладбище); 11 мая комиссия посетила Михайло-Архангельское подворье Красногорского монастыря (на углу улиц Гоголевской и Пластуновской (Янковского), из которого изъяли девять серебряных риз с малых икон и две лампады; а также Георгиевское подворье Балаклавского монастыря (на углу улиц Север-ной и Седина), где изъяли две серебряные тарелочки и «лом» (ложки, вилки и др.), вза-мен оставленных чаши и дискоса .

На заседании областной комиссии от 22 мая 1922 года было решено произвести изъятие церковных ценностей из склепов Екатерининского и Александро-Невского собо-ров, а также, из Скорбященской (Во имя иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость) и Кладбищенской (Во имя Всех святых). Вместе с тем, областная комиссия категорически предложила отдельским комиссиям немедленно закончить изъятие ценностей, а все изъятое срочно сдать в областной финансовый отдел. В том же постановлении от отдельских комиссий требовали объяснения о причинах неисполнения окончания изъятия ценностей в установленный срок до 20 мая .

В это же время изъятие проходило и в других населенных пунктах Краснодарского и других отделов Кубано-Черноморской области. Приведем несколько примеров изъятий из храмов Краснодарского отдела.

5 мая доставлены в областной финотдел ценности, изъятые из Михаило-Архангельской церкви ст. Кирпильской Екатеринодарского отдела, а именно: серебряный напрестольный крест (92 зол.), тарелочка (12 зол.), лжица (11 зол.), кадило (75;
зол.), ковшик 17; зол.), украшения с большого Евангелия (1 фунт 91; зол.), всего 4 фунта 12 зол .

8 мая доставлены изъятые из одно-престольного храма ст. Бакинской: один сереб-ряный дискос (26 зол. 56 долей), два креста (1 фунт 25 зол. 48 долей), две тарелочки (18 зол.), одна лжица (6 зол. 36 долей), одна чаша (58 зол. 84 доли) «и два евангелия, из коих одно большое, одно маленькое с серебряными накладками. Ввиду того, что евангелие не представляет из себя ценности, то таковые были возвращены обратно тов. Лобченко по снятии с них серебряных накладок, вес коих выразился в 1 фунт 54 зол. 24 доли, а всего принято 3 ф. 93 зол. 58 дол.» .

16 мая доставлены изъятые из Саввиновской и Успенской церквей ст. Кореновской: одна серебряная чаша (1 фунт 2 зол.), два дискоса (93 зол.), две звездицы (42 зол.), четыре тарелочки (72 зол.), одна лжица (15 зол.), три креста (4 фунта 27 зол.), три под-ставки для крестов (4 фунта), всего 11 фунтов 59 золотников. «При приеме путем сличения каждой вещи с перечнем, указанным в отношении отисполкома, оказались излишне сданными один крест и две подставки для крестов. Означенные ценности приняты и за-числены в счет переходящих ценностей под ст. № 324» .

17 мая доставлены ценности, изъятые из Успенской и Вознесенской церквей ст. Ладожской: одна серебряная чаша (1 фунт 68 зол.), один ковшик (35 зол.), две тарелочки (39 зол.), одна лжица (10 зол.), два кадила ломаных (1 фунт 35 зол.), серебряные крышки и угол с Евангелий и ризы с икон всего 6 фунтов 56 зол.
Из церквей хут. Александровского в это же время доставлены: две серебряные ча-ши (2 фунта 32 зол.), два дискоса (87 зол.), две звездицы (41 зол.), две лжицы (24 зол.), четыре тарелочки (44 зол.), два креста, в том числе 1 крест с эмалью (2 фунта 84 зол.), один Ковчег (2 фунта 75 зол.), одна дарохранительница (65 зол.), одно кадило (87 зол.), серебряные крышки, углы, гайки и прочий лом с Евангелий (4 фунта 64 зол.), серебряный портсигар (43 зол.), один малый серебряный крест (2 зол.), один дискос (2 зол.), одна звездица (18 зол.), 1 лжица (8 зол.), чаша (1 фунт 1 зол.), крышка с Евангелия (20 зол.). Кроме вышеуказанных ценностей приняты, как добровольно пожертвованные церков-ным причтом хут. Болгова один серебряный наперсный без цепи крест весом 6 зол. И один серебряный портсигар, неизвестно кем пожертвованный, весом 43 зол. Всего при-нято серебра весом 28 фунтов 32 зол. Означенные ценности зачислены 17 мая на счет «переходящих ценностей» под ст. № 29 .

22 мая доставлены ценности, изъятые из Рождество-Богородицкой церкви ст. Ста-рокорсунской: одна чаша низкопробного серебра (1 фунт 47 зол.), четыре серебряных креста, в том числе один низкопробный (2 фунта 92 зол.), два серебряных дискоса, в том числе один низкопробный (86 зол.), одна серебряная звездица (20 зол.), две серебряных лжицы, в том числе одна низкопробная (18 зол.), две серебряных тарелочки (35 зол.), од-но серебряное кадило (1 фунт 18 зол.), одна серебряная крышка от евангелия, пять к ней накладок и четыре низкопробных ободка, всего 90 зол. Всего принято серебра весом 9 фунтов 22 золотника 72 доли, каковое и записано на счет переходящих ценностей по ст. № 436 .

29 мая доставлены ценности из церквей ст. Платнировской: серебряная чаша (89 зол.), крышки от Евангелия (2 фунта 55 зол.). Всего принято 3 фунта 48 золотников и за-числено на счет переходящих ценностей под ст. № 373 .

В целом изъятие продолжалось с апреля по июль 1922 года, несмотря на то, что областная комиссия требовала завершить изъятие уже в 20-х числах мая, угрожая мест-ным комиссиям «судом революционного трибунала» .

Из Екатерининского собора было изъято: 12 серебряных чаш, 4 дарохранительницы, 10 дискосов, 9 звездиц, 10 крестов, 2 копья, 7 ковшиков, 15 тарелочек, подставка для креста, 14 риз с икон, дароносица, кадило, ризы с малых икон, подставки с Евангелий и др. всего на 7 с лишним пудов.

Из Александро-Невского собора – 29 серебряных риз, 3 креста, 2 чаши, 2 дискоса, 12 лампад, 2 звездицы, дароносица и дарохранительница, 3 кадила, 2 оклада с Евангелия, а также «лом» (ложки, рюмки и пр.) взамен оставленной серебряной ризы с иконы» - более чем на 6 пудов.

В числе изъятых из собора вещей был деревянный, частично покрытый финифтью крест конца XVIII века, внесенный соборной администрацией в разряд «неприкосновенных». Ввиду громадной исторической ценности его передали 8 июня 1922 года областному правлению по делам музеев, охраны памятников искусств и старины, народного быта и природы. В музей также были переданы из Александро-Невского собора два старинных Евангелия, две чаши и икона Св. Николая Чудотворца .

Подобные перечни были составлены и по всем остальным храмам, вес каждого предмета был учтен с предельной точностью. В Воскресенской церкви на Крепостной площади, под трапезной которой покоился прах основателя города Захария Чепеги, помимо чаши, креста, лампад и риз с икон, были изъяты две серебряные медали и нагрудный знак весом 9 золотников, а также два золотых ордена весом в 6 золотников .

В период изъятия церковных ценностей храмы Кубани лишились многих реликвий и сокровищ, которые собирались долгими десятилетиями. Среди них: «Монаршие дары» Екатерины Великой, состояние престарелого Мокия Гулика, который пожертвовал вой-сковому собору иконы Пресвятой Богородицы и Иоанна Воина, «изображенные на гра-нитуре и вылитые золотом», а также многочисленные пожертвования от местного насе-ления, привыкшего отдавать в храмы различные ценности .

Следует отметить, что процесс изъятия церковных ценностей проходил на Кубани довольно сложно. Верующие противились изъятию как могли. В г. Ейске дело дошло до массового выступления населения, которое среди историков получило название «ейское восстание» или «ейские беспорядки». Над участниками этих беспорядков в марте-апреле 1923 года власти организовали судебный процесс в г. Краснодаре.

События развивались следующим образом. В мае 1922 года комиссия по изъятию церковных ценностей появилась в Михаило-Архангельском соборе, где хранились цер-ковные ценности, собранные несколькими поколениями ейчан. Епископ Ейский Евсевий приказал ударить в набат. На звон церковных колоколов сотни жителей города собрались на Соборной площади, чтобы защитить святыни. Комиссия была изгнана из храма. Положение стало настолько серьезным, что власти приняли решение вывести из казарм войска. С их помощью собравшиеся на площади были разогнаны. По слухам жертвы были с обеих сторон. Кем же был человек, который организовал массовое выступление ейчан против действий советской власти по изъятию церковных ценностей? Это был епископ Ейский Евсевий.

Евгений Петрович Рождественский (Евсевий) родился 22 декабря 1886 года в Там-бовской губернии, в семье священника. В 1907 г. окончил Тамбовскую духовную семинарию; в 1911 году Казанскую духовную академию, получив степень кандидата богословия. В этом же году он был рукоположен в сан иеромонаха, а в 1919 году – в сан архимандрита Московского Свято-Даниловского монастыря. 15 марта 1920 года патриархом Тихоном Евсевий был хиротонисан во епископа Яранского викария Вятской губернии. В конце 1921 года вступил на Ейскую кафедру.

По отзывам современников Евсевий был немногословным человеком, строгим в вопросах церковной дисциплины, противником небрежного отношения к богослужениям. Он стремился сохранить все святые догматы и каноны Русской православной церкви. Именно поэтому он был непримиримым противником так называемых «обновленцев», сторонников движения «Живая церковь», поддерживаемого ВЧК/ОГПУ, что во многом определило всю его дальнейшую судьбу.

В декабре 1922 года Евсевий и 19 наиболее активных участников восстания были арестованы и доставлены в Краснодар в тюрьму ВЧК. 27 марта 1923 года они предстали перед судом ревтрибунала по обвинению в организации саботажа против изъятия церковных ценностей и в «контрреволюционных действиях». «Показательный» процесс длился 23 дня. Заседания суда проводились в помещениях зрелищных заведений и собирали много народу, особенно в субботние вечера. Широко освещавшая процесс газета «Красное знамя» не скупилась на издевательские ярлыки по отношению к обвиняемым, а выступления в суде в качестве представителя общественного обвинения председателя местного общества «Безбожник» некоего Белоусова порой принимали скандальный характер: «воинствующий безбожник» оскорблял не только чувства верующих, но и закон. Мнения публики разделились: как сообщала газета, дамы, некоторая часть работниц, представители нэпа и священнослужители сочувствовали епископу, а «партийная масса» осуждала его действия. Председатель «воинствующих безбожников» потребовал для Евсевия смертной казни. Суд, признав всех обвиняемых виновными и руководствуясь «революционной совестью», приговорил епископа Евсевия (Рождественского) к лишению свободы «со строгой изоляцией» на семь лет. Остальные были осуждены на меньшие сроки. После освобождения Евсевий становится архиепископом Читинским и Забайкальским, а затем архиепископом Екатеринбургским. В 1937 году он был расстрелян как «нераскаявшийся враг народа». В настоящее время Русская Православная Церковь рассматривает вопрос о причислении владыки Евсевия к новомученикам российским .

22 июля 1922 года областная комиссия сообщила об окончании изъятия ценностей в Кубанской области. Только из Краснодара в областной финансовый отдел поступило: серебра – 23 пуда 16 фунтов 57 золотников 48 долей, золота – 16 золотников 27 долей .

В целом же по области (по неполным данным) в облфинотдел поступило: серебра 136 пуд. 1 фунт. 40 зол., золота 4 фунт. 63 зол. 55 долей, серебряных денег: банковских на 41 рубль, разменных на 67 руб. 83 коп., медной монеты на 20 руб. 69 коп. В тексте документа имеется приписка: «Изъятие ценностей по области закончено. Принятие ценностей в обфо продолжается. В обфо имеются непринятые ценности, вес коих неизвестен; не поступили ценности из самых отдаленных пунктов области» .

Таким образом, советское правительство, изъяв церковные ценности для обмена их за границей на хлеб, в количестве, превышавшем нужды голодающих, в основном, оста-вило их у себя. Согласно подсчетам современных исследователей «операция» по изъя-тию церковных ценностей дала советскому правительству в 1922 году 8 тыс. 400 тонн серебра, в то время, как на нужды голодающих было использовано не более 0,6 % выру-ченных средств .

Тем не менее, полученные ценности сыграли важную роль в проведении денежной реформы 1924 года (из золота, изъятого у церкви, были отчеканены советские золотые червонцы). В целом, стабилизация экономики России в тот период в значительной мере произошла благодаря средствам, изъятым у Русской Православной церкви.

Примечания:

1. Государственное учреждение Краснодарского края «Государственный архив Краснодарского края» (далее ГАКК). Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 1, 3;
2. Екатеринодар-Краснодар. Два века города в датах, событиях, воспоминаниях… Материалы к Летописи. Краснодар, 1993 (далее Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи). С. 473;
3. Воронежский епархиальный вестник. Воронеж. 1992. № 8. С. 21-22;
4. Православный голос Кубани, февраль 2004, № 2 (159) (по материалам книги Михаила Польского Новые мученики российские. Т. 2. Джорданвилл, 1957);
5. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 27. Л. 1;
6. ГАКК. Там же. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 1;
7. ГАКК. Там же. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 27. Л. 1;
8. ГАКК. Там же. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 2;
9. ГАКК. Там же. Л. 3;
10. ГАКК. Там же;
11. ГАКК. Там же. Л. 17;
12. ГАКК. Там же. Л. 14;
13. ГАКК. Там же. Л. 18;
14. ГАКК. Там же. Л. 36;
15. Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи. С. 474;
16. Там же;
17. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 44;
18. ГАКК. Там же. Л. 59;
19. ГАКК. Там же. Л. 60;
20. Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи. С. 475.
21. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 153;
22. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 44. Л. 7;
23. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 34. Л. 6;
24. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 51. Л. 9;
25. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 39. Л. 21-21-об.;
26. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 35. Л. 9;
27. ГАКК. Ф. Р-202. Оп. 1. Д. 41. Л. 14;
28. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 157, 170; Д. 284. Л. 54-об.;
29. Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи. С. 477;
30. Там же. С. 477;
31. Там же. С. 477;
32. Иванов А.Ф. Защитник церковных ценностей. //История Ейска в лицах и событиях. Архив журнала. 2009. Справочник № 5 (46); газ. Красное знамя. 25 апр. 1923. № 89 (896).
33. Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи. С. 477;
34. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 287. Л. 176-177 (в приведенных данных имеется несоответствие между сведениями по отделам и итоговыми данными, что, возможно, происходило по причине того, что ценности продолжали поступать из отделов области и после официального окончания их изъятия, вследствие чего цифры постоянно менялись).
35. Русак В. Пир Сатаны. Джорданвилл, 1991. Цит. по Екатеринодар-Краснодар… Материалы к Летописи. С. 474.

Власть и Церковь в 1922-1925 гг.

Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства

Ист.: ж-л "Махаон", №1, янв-февр.1999 г. href="http://history.machaon.ru/all/number_01/pervajmo/1_print/index.html

Глава II. Хлеб или золото? Политика политбюро ЦК РКП(Б) в отношении религии и церкви: цели, методы, организаторы

1. 1. Декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей: от поисков компромисса к конфронтации

Особое место в истории взаимоотношений власти и церкви занимает 1922 "расстрельный" год, связанный с возобновлением курса РКП(б) на разгром церкви. Начало периоду положил декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей от 23 февраля 1922 г. Декрет ознаменовал собой отход от линии возможного компромисса церкви и власти и открыл беспрецедентную по размаху кампанию изъятия церковных ценностей. Проведение кампании было приурочено к голоду, охватившему Россию в 1921 г.

Годы Гражданской войны и "военного коммунизма", разрухи и бесконечных конфискаций, истощили как хлебные запасы страны, так и личные запасы хлебопашцев. Ничтожные размеры новых урожаев стали следствием оттока в это время части крестьянства в армию и город, а также разорения непомерными налогами. Создаваемые властями нэповские механизмы еще не давали ожидаемых результатов. Ко всем бедам летом 1921 г. добавилась засуха в Поволжье. В результате хлебородную страну поразил до селе невиданный голод, грозящий перерасти в национальную катастрофу. Великим голодом было охвачено не только Поволжье, но и Урал, Сибирь, юг России и часть Украины.

Масштабы голода потрясали. "Руку помощи" России предложили зарубежные страны. Анатоль Франс пожертвовал голодающим свою Нобелевскую премию. "Американская административная помощь" (АРА) выделила 25 тысяч вагонов продовольствия. Христианский долг взывал и церковь прийти на помощь жертвам великого потрясения. Римский Папа пожертвовал голодающим 1 миллион лир.

В истории России это был не первый голод, хотя один из самых страшных. Россия и прежде переживала огромные по масштабам неурожаи, последствия которых особенно тяжело сказывались на крестьянском населении страны. Голод в крестьянском сознании ассоциировался с тяжелейшим потрясением, одним из самых трагических событий. Веками складывались механизмы, гарантировавшие крестьянину выживание в случае голода. Основным среди них была община с ее особенностями экономической, социальной организации и, что особенно важно, системой взаимоподдержки . Мощным фактором помощи голодающим в России были так же старые земские традиции, деятельность различных обществ и комитетов спасения, поднимавших на борьбу с голодом все российское общество. Проявлением таких традиций в 1921 г. стал общественный Комитет помощи голодающим, вокруг которого сплотились самые широкие слои населения. Однако большевики подвергли земские традиции не только политическому осуждению, но и прямому разрушению. Комитет вскоре был распущен властями, а его члены преследовались.

18 июля 1921 г. ВЦИК создал структуру, призванную решать задачу борьбы с голодом на государственном уровне, - Центральную Комиссию помощи голодающим при ВЦИК (ЦК Помгол) под председательством М.И.Калинина, просуществовавшую до сентября 1922 г. . Теперь, когда власти сосредоточили дело помощи голодающим в своих руках, не оставив никакой возможности для участия в нем общественным организациям, разрушая веками сложившиеся порядки, задачу сплочения общества перед угрозой национальной катастрофы взяла на себя Русская православная церковь. Активное участие церкви в борьбе с голодом было традиционно. Но и эта традиция в дальнейшем была подвергнута разрушению.

Церковь начала искать пути спасения голодающих с лета 1921 г. Патриарх Тихон обратился к российской пастве, к народам мира, к главам христианских церквей за границей со скорбным и страстным посланием, каждое слово которого взывало к милосердию: "...Величайшее бедствие поразило Россию. Пажити и нивы целых областей ее, бывших ранее житницей страны и удивлявших избытки другим народам, сожжены солнцем. Жилища обезлюдели и селения превратились в кладбища непогребенных мертвецов. Кто еще в силах, бежит из этого царства ужаса и смерти без оглядки, повсюду покидая родные очаги и землю. Ужасы неисчислимы...

Во имя и ради Христа зовет тебя устами Моими Святая Церковь на подвиг братской самоотверженной любви. Спеши на помощь бедствующим с руками, исполненными даров милосердия, с сердцем, полным любви и желания спасти гибнущего брата...

Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода..." .

В храме Христа Спасителя и ряде приходов Москвы патриарх Тихон провел богослужения и призвал верующих к пожертвованию. Одновременно патриарх обратился к властям с письмом от 22 августа 1921 г., в котором заявил о готовности церкви добровольно помочь голодающим и организовать сбор денежных, вещественных и продуктовых пожертвований. Предложение Тихона представляло собой широкую программу помощи голодающим.

Для организации всестороннего систематического сбора и распределения пожертвований был образован Церковный Комитет в составе духовенства и мирян, работу которого патриарх взял под свое личное руководство. В провинции с той же целью создавалась сеть церковных организаций. Патриарх выдвинул несколько условий, необходимых для беспрепятственного развития этой деятельности: предоставление Комитету права собирать пожертвования путем проповедей, издания воззваний, устройством религиозно-нравственных чтений и т.п., приобретать продовольствие в России и получать пожертвования из-за границы, устраивать столовые, склады продовольствия и раздаточные пункты, открывать пункты медицинской помощи; право устройства Комитетом периодических собраний уполномоченных; не конфисковывать денежное и материальное имущество Комитета; неподотчетность Рабоче-Крестьянской Инспекции .

Обращения патриарха Тихона вызвали неоднозначную реакцию в обществе и у властей.

Народ, сам не всегда имеющий даже самого необходимого, сразу же откликнулся на призывы церкви и во всех храмах России с августа 1921 г. начался сбор добровольных пожертвований. Духовенство в свою очередь приступило к созданию епархиальных комитетов помощи голодающим.

Великое испытание, сотрудничество в деле борьбы с голодом могло стать основанием возможного компромисса во взаимоотношениях церкви и власти, если бы этот компромисс нужен был властям. И хотя на экстренном заседании Президиума ЦК Помгола создание Церковного Комитета было признано целесообразным , диалога церкви с властями не получилось.

Против участия церкви в помощи голодающим резко выступили В.И.Ленин, Л.Д.Троцкий, И.В.Сталин, Г.Е.Зиновьев, П.А.Красиков, Е.М.Ярославский и некоторые другие видные члены партии. Попытки патриарха Тихона ввести деятельность церкви в этом направлении в законные рамки, утвердить "Положение о Церковном Комитете" натолкнулись на глухую Кремлевскую стену, пробить которую удалось не сразу. Формальным основанием для отказа утвердить положение явилось запрещение благотворительной деятельности всем религиозным организациям инструкцией Наркомюста от 30 августа 1918 г. Не последовало ответа и на повторное обращение патриарха Тихона, адресованное непосредственно М.И.Калинину 31 августа 1921 г. Оттяжка ответа патриарху была связана с упорной борьбой в верхах по вопросу об участии церкви в помощи голодающему населению России.

Сторонниками церковной помощи были А.И.Рыков, Л.Б.Каменев и особенно М.И.Калинин, как председатель ЦК Помгола. Эта позиция ими будет отстаиваться и в дальнейшем. А пока М.И.Калинин тщетно пытался сломить сопротивление приверженцев жесткого курса. Удалось ему это только на время. Лишь резкое ухудшение ситуации в стране к концу осени-началу зимы 1921 г., когда число голодающих достигло 23 миллионов и прогнозировалось их возрастание до 50 миллионов, вероятно, повлияло на противников церковной помощи. 8 декабря 1921 г. после долгих колебаний ВЦИК принял постановление, давшее Церковному Комитету официальное разрешение на сбор средств для голодающих .

После разрешения церкви делать пожертвования власти предприняли попытки ограничить благотворительную деятельность церкви ее строгой регламентацией. Последовала долгая разработка инструкции о том, на каких основаниях допускать эту деятельность. Наконец, 1 февраля 1922 г. было утверждено соответствующее положение о Церковном Комитете и об участии церкви в деле помощи голодающим, а несколькими днями позже инструкция, устанавливающая порядок сбора пожертвований, их направления и формы отчетности.

Все действия духовенства по сбору пожертвований производились только с ведома советской власти. Строго ограничивались права патриарха: он мог обращаться с воззванием о помощи голодающим к гражданам России и иностранным государствам, к епархиальным архиереям об организации пожертвований, пополнять Высшее Церковное Управление новыми членами, в ведении которых было бы дело сбора пожертвований, направлять своего представителя для разработки плана распределения собранных средств. На местах распоряжения о сборе пожертвований могли делать епархиальные и уездные архиереи. Сборы производились в церквях во время воскресных или праздничных богослужений на тарелку членами приходских советов, перед чем зачитывались воззвания патриарха или произносились соответствующие проповеди. Допускались и другие способы сбора пожертвований: обход прихожан по домам, устройство лекций и т.п. Собранные суммы заносились в ведомости и передавались на хранение церковному старосте. В ведомостях также фиксировались пожелания жертвователей о направлении собранных средств. По прошествии месяца все пожертвования передавались благочинному, а им с общей сводкой епархиальному архиерею, который в свою очередь вместе с итоговой ведомостью направлял средства в местные комиссии Помгола. Комиссии производили распределение пожертвований при участии Приходских Советов.

Все полученные патриархом пожертвования из России или заграницы направлялись им в ЦК Помгола. Контроль над деятельностью православного духовенства в оказании помощи голодающим осуществлялось ЦК Помгол и органами Рабоче-Крестьянской Инспекции в центре и Губернскими комиссиями на местах. Пожертвования церкви могли состоять также из церковных драгоценностей, сбор которых производился в соответствие с особой инструкцией . Принятые центральной властью регламентирующие документы ограничивали инициативу церкви и действия Церковного Комитета.

Враждебное отношение к деятельности духовенства наблюдалось так же и со стороны местных властей. Так, немногим более недели просуществовал епархиальный комитет помощи голодающим в Самаре, успев собрать 1250 рублей. Его деятельность по сбору средств в помощь голодающим была признана "контрреволюционной", все члены во главе с епископом Павлом были арестованы и осуждены . Два запроса Председателя ВЦИК М.И.Калинина (1 февраля и 27 марта 1922 г.) в Самарский Губисполком по этому делу со ссылкой на разрешение религиозным организациям заниматься помощью голодающим остались без ответа. Так местная власть игнорировала не только предложения церковников, но и действия высшей государственной структуры .

Вопреки стремлениям властей ограничить или вовсе запретить церкви помогать голодающим к февралю 1922 г. она собрала более 8 миллионов 926 тысяч рублей, не считая ювелирных изделий, золотых монет и продовольственной помощи голодающим .

Итак, все попытки церкви найти варианты компромисса с государством в деле совместной борьбы с голодом встречали сопротивление властей, основанное на провозглашенных в 1918 г. принципах взаимоотношения пролетарского государства с церковью. Постепенно инициативы церкви отвергались, она лишалась одной позиции за другой. Следующим шагом было закрытие Церковного Комитета и передача всех собранных ценностей в ЦК Помгол.

Таким образом, разрушалась созданная церковью основа добровольного сотрудничества с государством в борьбе с голодом. Властям нужна была не церковь-союзник, а церковь-противник. Тогда, очевидно, и зародилась идея использовать голод как предлог для разгрома церкви. Трудно согласиться с теми исследователями, кто еще полагает, будто бы изъятие церковных ценностей замышлялось как один из путей решения проблемы голода. Играя на народном бедствии, можно было обвинить церковь в укрывательстве средств, способных спасти тысячи жизней, вызвать злобу по отношению к церкви и подвести к необходимости экспроприации ее ценностей на народные нужды. В этом смысле голод был лучшим поводом. Понимая, что народ не позволит грабить храмы и избежать кровопролития не удастся, можно будет в кровопролитии обвинить церковь и использовать это для ее уничтожения. Потому то выстрелы в Шуе прозвучат как сигнал к началу новой "классовой битвы". Только так становится ясен смысл запретов церкви самой участвовать в борьбе с голодом.

Разработка вопроса об изъятии церковных ценностей велась по двум линиям - по партийной и по советской, трения между которыми по церковному вопросу еще не так отчетливо проявились, хотя и обозначились уже на подготовительной стадии. В это время "религиозным вопросом" в стране ведал VIII (с 1922 г. - V) отдел Наркомюста. В его задачи входило руководство отношениями между государством и конфессиями: координация работы центральных и местных органов власти, подготовка нормативных актов, регулирующих деятельность религиозных организаций, а также борьба с нарушениями законодательства о культах. Указаниями и разъяснениями отдела регламентировался порядок разрешения практических вопросов, связанных с проведением декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. На местах при губисполкомах действовали отделы или подотделы по проведению в жизнь декрета, в некоторых губерниях - комиссариаты по церковным делам. Несмотря на попытки НКВД, ГПУ сосредоточить в своих руках "религиозный вопрос", V отдел Наркомюста оставался ведущим в вопросах реализации церковной политики, хотя все больше отдалялся, превращаясь в экспертно-консультативный орган.

Вероисповедными вопросами занимались так же Президиум и Секретариат ВЦИК . В партийных органах был сосредоточен вопрос антирелигиозной пропаганды, его курировала комиссия при Отделе агитации и пропаганды ЦК РКП(б) (Агитпропотдел). ЦК РКП(б) конечно руководил не только идеологической стороной дела. Но для начала исследуемого периода характерно равновесие между этими органами в степени влияния на формирование государственного курса по отношению к церкви. Кампания по изъятию церковных ценностей явилась тем водоразделом, который положил начало решающего воздействия партии и ГПУ-ОГПУ на церковную политику советского государства.

Функции между двумя ветвями власти в вопросе изъятия церковных ценностей сначала не были строго разграничены. "Упростить" и подчинить "религиозный вопрос" партийно-чекистскому контролю взялся Л.Д.Троцкий, на которого и возлагалось общее руководство подготовкой кампании. Еще 11 ноября 1921 г. Л.Д.Троцкий был назначен "ответственным за объединение и ускорение работ по поиску валютных резервов вне зависимости от их происхождения", а позднее - Особоуполномоченным Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей. Заместителем Особоуполномоченного стал Г.Д.Базилевич. На Л.Д.Троцкого возлагался значительный масштаб работы: банки, склады, хранилища, затем - закрытые монастыри и церкви, затем - музеи, дворцы, усадьбы. Работа сначала "по сосредоточению", а затем и по изъятию ценностей церкви обрела организационную основу и характер мощной кампании во многом благодаря усилиям Л.Д.Троцкого. Он постоянно побуждал Политбюро ЦК РКП(б) к "ускорению" изъятия ценностей. Так, 12 января 1922 г. Л.Д.Троцкий телеграфировал В.И.Ленину о форсировании вывоза ценностей из монастырей и просил назначить на этот участок работы политически подготовленного и авторитетного товарища .

Подготовка постановления Президиума ВЦИК о порядке изъятия и учета церковных ценностей была поручена "центральной тройке" - одному из действовавших под началом Л.Д.Троцкого органов в составе представителей ВЦИК (П.П.Лебедев), Наркомюста (П.А.Красиков) и Агитпропотдела ЦК РКП(б) (Л.С.Сосновский).

27 декабря 1921 г. был издан декрет ВЦИК "О ценностях, находящихся в церквах и монастырях", а буквально через 5 дней - 2 января 1922 г., на заседании ВЦИК было принято постановление "О ликвидации церковного имущества" и вышел декрет об изъятии музейного имущества. Все "колоссальные" ценности церквей и монастырей распределялись на три части по их историко-художественному и материальному значению: имущество, имеющее историко-художественное значение и подлежащее ведению Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Народного Комиссариата Просвещения (Главмузей) во главе с Н.И.Троцкой; имущество, материальные ценности, подлежащие выделению в Гохран; имущество обиходного характера. Декрет предусматривал обязательное участие в кампании изъятия представителей Главмузея. На губернском уровне наблюдение за проведением кампании возлагалось на местные органы управления Советов .

В тоже время до мельчайших деталей разрабатывался механизм передачи ценностей в Гохран. 14 января 1922г. разослана телеграмма местным комиссиям, а 23 января 1922 г. была утверждена предназначенная им инструкция для реализации дела изъятия ценностей. Для учета, изъятия и отправки ценностей в Гохран, независимо от того, в каких хранилищах они хранились (музеях, складах ЧК и Губфинотделах, закрытых монастырях и пр.), в губерниях создавались Комиссии по учету и сосредоточению ценностей при Губисполкомах под председательством Завгубфинотдела в составе Завгубфинотдела, Предгубчека, Губвоенкома. На Комиссии возлагалось руководство и наблюдение за "незамедлительной сдачей" и своевременной транспортировкой ценностей в Гохран.

Особая процедура предусматривалась при конфискации ценностей закрытых монастырей: ценности изымались Комиссией по соглашению с Отделами Управления Губсоветов при обязательном присутствии представителей Губюста, Губмузея и Центральной Экспертной Комиссии Главмузея в момент сдачи ценностей в Гохран.

Инструкция тщательно описывала процесс упаковки, составления описей. Золото и серебро сосчитывалось поштучно с указанием точного веса каждой вещи. Ценности отправлялись лишь почтовыми, пассажирскими или товарно-пассажирскими поездами, очевидно, чтобы не привлекать особого внимания. Для охраны ценностей Комиссии предоставлялось право обращаться к Начальнику Гарнизона для выделения курсантов или наиболее надежных красноармейцев. О моменте погрузки ценностей давалась срочная телеграмма шифром в Гохран Г.Д.Базилевичу с указанием номера поезда, вагона и времени отправки. По прибытии в Москву старший немедленно должен был по телефону сообщить в Гохран о прибытии груза. Порядком предусматривалось, что спецвагоны с ценностями никакому осмотру какими-либо органами не подлежат.

Таким образом, первоначально принятыми документами интересы культа соблюдались, хоть и в урезанном виде - за церковью сохранялись предметы обиходного характера. Такое половинчатое решение было отражением точки зрения противников жесткого варианта изъятия ценностей. Л.Д.Троцкий, сторонник крайней позиции, стремившийся захватить все золото церкви, не собирался останавливаться на таком решении, поэтому он форсировал подготовку декрета, торопил членов ВЦИК: "Мне кажется необходимым сейчас же подготовить постановление Президиума ВЦИК о порядке изъятия и учета церковных ценностей, о порядке их сосредоточения и об установлении им особого государственного счета со специальным назначением на нужды голодающих (хлеб, семена, орудия и пр.) (почто-телеграмма от 9 февраля 1922 г.) .

Легшие в основу декрета положения рассматривались Президиумом ВЦИК на заседании 16 февраля 1922 г. В дополнение к декрету об изъятии музейного имущества предлагалось местным Советам в месячный срок "изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов со специальным назначением в фонд Центральной Комиссии помощи голодающим" .

В каждой губернии создавалась Комиссия в составе представителей Губисполкома, Губкомпомгола и Губфинотдела под председательством одного из членов ВЦИК в целях планомерного проведения изъятия, точного учета и передачи ценностей. Имущество церквей должно было поступать в особый фонд на учет и обращаться исключительно на нужды голодающих. О всех ценностях и их расходовании ЦК Помголу следовало периодически публиковать сведения в печати .

В ходе обсуждения декрета борьба между сторонниками разных подходов к проведению кампании велась по отдельным пунктам, еще делались попытки достичь компромисса. Об этом свидетельствует пункт постановления о возможности замены в исключительных случаях ценностей на равное по весу количество золота или серебра в других изделиях или слитках . Однако окончательный вариант декрета утратил принятый на заседании 16 февраля 1922 г. пункт. В нем речь шла о сдаче всех (!) драгоценных предметов. Вслед за этим церковь теряла еще одну важную позицию - декрет исключал участие духовенства в ходе изъятия. Предусматривалось лишь обязательное привлечение групп верующих, в пользовании которых находились церковные драгоценности .

Таким образом, в принятом варианте декрет об изъятии церковных ценностей от 23 февраля 1922 г. практически отстранял церковь от участия в организации сдачи ценностей, запрещал замену драгоценных предметов имеющих "богослужебное употребление" равноценным количеством золота и серебра. Добровольный характер пожертвования церковного имущества был заменен на принудительный, насильственный - конфискацию.

Вслед за декретом ВЦИК, ЦК Помголом и Наркомюстом разрабатывается инструкция о порядке изъятия церковных ценностей от 23 февраля 1922 г. (опубликована 28 февраля 1922 г.). Губернские Комиссии по изъятию церковных ценностей, образованные декретом, должны были запросить у всех местных Советов заверенные копии описей и договоров с группами верующих, в пользование которым переданы храмы. На основании этих описей устанавливалась очередность проведения изъятия, причем основная ставка делалась на наиболее богатые храмы, монастыри, синагоги и т.д., ценности которых подлежали вывозу в первую очередь, не дожидаясь поступления всех описей по губернии. После этого назначался день и час производства работ, вызывались 3-5 представителей из числа верующих со всеми документами и описями, обязательно старыми - до 1917 г. В уездах к работе Комиссий привлекались местные Исполкомы в лице представителей финотделов и помголов. Создание специального аппарата для проведения кампании изъятия не предусматривалось, а использовался аппарат Губкомов или Укомов, а также комиссий по сосредоточению ценностей, где таковые имелись .

При составлении описи изымаемых предметов все изделия из золота, серебра и драгоценных камней точно описывались, упаковывались в соответствии с инструкцией от 23 января 1922 г., при этом в присутствии членов комиссии и представителей верующих отмечались в церковных описях и заносились в особый протокол, подписываемый ими. Если какой либо предмет не был обнаружен, составлялся особый протокол и передавался в следственные органы. Верующие имели право вносить в протокол свои замечания и возражения по поводу конфискации предметов, без которых отправление богослужения было невозможно, и их замене другими менее ценными. Все изъятое имущество пересылалось в Уездные или Губернские Финотделы для направления их в Гохран. Никакой реализации ценностей на местах производить не допускалось. Местные комиссии обязаны были один раз в месяц представлять в ЦК Помгол сведения об изъятых предметах и ежемесячные подробные отчеты для публикации в газетах. Губкомиссии обязывались ежемесячно публиковать перечни ценностей, взятых из местных храмов и монастырей .

Позднее свое участие в кампании по изъятию церковных ценностей попыталась обозначить Рабоче-Крестьянская Инспекция. Нарком А.Д.Цурюпа издал циркуляр от 27 марта 1922 г., в котором определялся порядок участия органов РКИ в деле изъятия и вводился пункт о способе упаковки ценностей. Но Бюро Центральной Комиссии по изъятию церковных ценностей постановлением от 10 апреля 1922 г. предложило РКИ отменить циркуляр на основании того, что порядок изъятия определялся непосредственно ЦК РКП(б), где органы РКИ не указывались . ЦК РКП(б) пресекало какие-либо попытки вмешательства в кампанию по изъятию церковных ценностей кого бы то ни было, тем более ее контролировать.

Вслед за выходом декрета разворачивалась мощная агитационная кампания. Директива ЦК РКП(б) во все Губкомы от 23 февраля 1922 г. определяла ее главную задачу: довести наметившееся движение значительной рабочей и крестьянской массы в поддержку изъятия до общенародного, "чтобы не было в первую очередь ни одной фабрики, ни одного завода не принявших решения по этому вопросу" . ЦК РКП(б) потребовал от руководителей голодающих губерний Поволжья срочно направить в Москву делегацию крестьян и рабочих, которые могли бы от имени голодающих выдвинуть требование о сдаче "излишних" ценностей .

В тоже время в газетах продолжала нагнетаться обстановка, описывались ужасы голода. Пресса призвана была настроить общественное мнение против церкви, с очевидной целью представить ее чуть ли не ответчицей за страдания миллионов голодающих. Тем самым готовился двойной удар - не только конфисковать у церкви все собираемые и хранимые веками ценности, но и свалить на нее вину за голод, за неумение властей справиться с бедствием.

Реакция патриарха Тихона на принятие декрета была очевидна. Еще 19 февраля 1922 г. в момент подготовки декрета патриарх Тихон обратился с воззванием, в котором предложил решение, обеспечивающее и сбор необходимых для голодающих средств и сохранение церковных предметов, необходимых для отправления культа, представляющих собой ценности общекультурного значения: сдавать драгоценностей "в объеме вещей, не имеющих богослужебного употребления" .

Церковь издревле владела драгоценностями, используемыми в богослужебной практике. Из золота и серебра изготовлялись потиры - чаши для причащения православных, купели - сосуды для крещения, кресты. Общие потиры, предназначенные для причащения всех прихожан храма, и купели имели довольно внушительный вес. Наиболее чтимые иконы всегда бывали в золотых, серебряных или позолоченных ризах - металлических покрытиях, оставляющих видимым только лик святого и его руки. Ризы украшались жемчугом, алмазами, обработанными особым способом (так называемыми розами), сапфирами и другими драгоценными камнями. Дорогие оклады обрамляли предназначенные для богослужения евангелия и псалтыри. Серебро традиционно применялось для рак, в которых хранились святые мощи. Патриарх настаивал на сохранении за церковью таких драгоценных вещей, без которых невозможно было отправление культа. В тоже время церковь готова была идти навстречу требованиям властей и сдать ту часть драгоценностей, которая не предназначалась для богослужения. Это могли быть различного рода церковная утварь, украшения, подвески и т.п.

Итак, патриарх Тихон допускал частичное изъятие, обозначал грань, до которой еще возможны были компромиссы, но за которую церковь уже не могла выходить, в противном случае нарушались церковные каноны. Такой вариант уступок со стороны церкви был одобрен ЦК Помгола. Однако в эти дни уже готовился типографский оттиск декрета и вопрос церковного золота был предрешен. А позиция патриарха, предусматривавшего возможность частичной сдачи церковного достояния для спасения голодающих, была использована против него. Разрешив публикацию послания патриарха Тихона от 19 февраля 1922 г., власти воспользовались этим, чтобы организовать на страницах правительственных газет резкие выпады против руководителей церкви, обвинив их в нежелании помочь голодающим.

Действия властей вызвали крайнее недоумение патриарха Тихона, за которым не так уж трудно было рассмотреть понимание Святейшим подлинного трагизма ситуации. Отринув обиду, в письме к М.И.Калинину от 25 февраля 1922 г. патриарх призвал власть отказаться от столь неожиданного решения, чреватого непредсказуемыми последствиями . Но попытки Тихона предотвратить неизбежный конфликт был воспринят как стремление "черносотенного духовенства" защитить церковное добро.

Тогда патриарх Тихон обнародовал свое послание от 28 февраля 1922 г., осудив декрет как "акт святотатства": "С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства... Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство..." .

Таким образом, декретом ВЦИК от 23 февраля 1922 г. власти не только отвергли все попытки церкви прийти на помощь голодающим, не только лишали ее материальной основы, но и обернули все против церкви. Ясно было, что определившаяся позиция властей не несла церкви мира. Решение принудительно взять ценности заключало в себе предпосылки к конфликту между верующими и государством. Патриарх понимал, что объявлялась война. Власть вполне соответствовала своей богоборческой сути.

Позиция патриарха Тихона по отношению к декрету разделялась большинством православных верующих. В начале марта 1922 г. состоялось совещание московских благочинных во главе с архиепископом Крутицким Никандром (Феноменовым), на котором было заслушано и одобрено воззвание патриарха Тихона. Архиепископ Никандр предложил благочинным провести приходские советы, ознакомив их с воззванием патриарха и разъяснив недопустимость изъятия. Повсеместно приходские советы начали выносить решения, направленные против изъятия ценностей, миряне организовывались в дружины для охраны храмов.

В решении вопроса о церковном золоте возможность компромиссного характера взаимоотношений большевистской власти и церкви была разрушена крутым отходом власти от сотрудничества с церковью в деле помощи голодающим, венцом чего явился декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих, от 23 февраля 1922 г. Борьба вокруг принятия декрета закончилась победой сторонников жесткой линии отношений с церковью и насильственного изъятия у нее ценностей. М.И.Калинин был оттеснен. Истинные цели декрета - борьба с церковью, были завуалированы, кампания конфискации ценностей изображалась как попытка помочь голодающим. Но поборник крайних решений Л.Д.Троцкий остался недоволен. Ему нужна была безраздельная власть над ситуацией, жесточайший контроль партийной верхушки над всеми задействованными в организации и проведении кампании органами. Позднее он обвинит Президиум ВЦИК в несогласованности с Политбюро ЦК РКП(б) и лично с ним окончательного текста декрета, в том, что декрет издан независимо от хода подготовки кампании, что ВЦИК сделано все, чтобы сорвать кампанию и оценит декрет как "холостой выстрел, предупредивший попов о необходимости подготовки к отпору" . И действительно, в архивах не обнаружено следов согласования декрета ВЦИК с Политбюро ЦК РКП(б). Л.Д.Троцкий жаждал более решительных мер. И в скором времени - с начала-середины марта 1922 г. - партия перешла к широкомасштабной кампании изъятия церковных ценностей и он получил возможность на деле реализовать свой замысел.

Открытие кампании было положено 11 марта 1922 г. утверждением Политбюро ЦК РКП(б) предложения Л.Д.Троцкого по созданию особой ударной Московской комиссии по изъятию церковных ценностей в составе: член Президиума ВЦИК Т.В.Сапронов (председатель), первый заместитель Председателя ГПУ И.С.Уншлихт (заместитель) или начальник Московского губернского отдела ГПУ Ф.Д.Медведь, Р.С.Самойлова-Землячка и поп-растрига М.В. Галкин . Этим постановлением Политбюро ЦК РКП(б) реализовывалось стремление Л.Д.Троцкого установить жесткий партийный контроль над комиссиями по изъятию, руководством всей кампанией, разбросанного по разным ведомствам. Наряду с ранее созданной комиссией во главе с Л.Д.Троцким с участием ГПУ и прокуратуры, Президиум ВЦИК декретом от 23 февраля 1922 г. создал свою комиссию из представителей ЦК Помгола, председателей Губисполкомов и Губфинотделов. Противовесом ей и должна была выступать вновь создаваемая "секретная ударная" с "гэпэушным" составом. Она призвана была в секретном порядке подготовить одновременно политическую, организационную и техническую сторону кампании. Определялись жесткие сроки проведения кампании - "фактическое изъятие должно было начаться еще в марте месяце и затем закончиться в кратчайшие сроки". Через несколько дней будет найдено компромиссное решение, а пока Президиум ВЦИК, Президиум Моссовета и ЦК Помгола должны были признать комиссию "единственной в этом деле и всячески ей помогать". Однако, реальная структура руководством кампании изъятия конспирировалась, создаваемая комиссия являлась "совершенно секретной". Ширмой же для прикрытия ее деятельности выставлялся Помгол: "формальное изъятие в Москве будет идти непосредственно от ЦК Помгола, где т.Сапронов будет иметь свои приемные часы" .

Докладывая 12 марта 1922 г. В.И.Ленину о бездействии комиссии ВЦИК, Л.Д.Троцкий писал, "что из церквей не изъято фактически почти ничего". Ситуация исправлялась принятым накануне решением Политбюро ЦК РКП(б). Подготовка изъятия, по мнению Л.Д.Троцкого, должна была строиться "с таким расчетом, чтобы оно произошло без политических осложнений". В критический момент Л.Д.Троцкий предполагал привлечь представителей духовенства, которые "стоят за изъятие и поддержат против патриарха", имея в виду обновленцев. Этот замысел он с успехом разовьет в дальнейшем, поддерживая обновленческое движение и натравливая его на сторонников патриарха Тихона. Особое значение придавалось проведению кампании в столице, и "если в Москве пройдет хорошо, то в провинции вопрос решится сам собой". Одновременно должна была вестись подготовительная работа в Петрограде. Предвкушая значительные итоги изъятия, Л.Д.Троцкий ссылался на то, что хотя работа до сих пор шла по закрытым монастырям, музеям, хранилищам и далеко еще не закончена, а "добыча крупнейшая". Всего же по предварительным подсчетам выходило, что все реквизированные церковные богатства в пересчете на серебро составят 525 тысяч пудов .

Изъятие планировалось повести к 11 съезду РКП(б), который намечался на 27 марта - 2 апреля 1922 г. Поэтому в шифровках, направленных 12 марта 1922 г. на места за подписью Секретаря ЦК РКП(б) и члена Политбюро ЦК РКП(б) В.М.Молотова, требовалось принять все меры к тому, чтобы делегаты на съезд привозили подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях и о ходе работ по их изъятию .

Следующий вопрос, рассмотренный Политбюро ЦК РКП(б) на заседании 13 марта 1922 г. и зафиксированный в протоколе двумя краткими строчками постановления, открыл новый поворот во всей истории взаимоотношения советской власти и церкви: Политбюро ЦК РКП(б) соглашается с Л.Д.Троцким о временном допущении "советской" части духовенства в органы Помгола в связи с изъятием церковных ценностей . Политбюро ЦК РКП(б) и ГПУ переходят к активной работе с обновленческим движением по использованию его в целях инициирования и стимулирования церковного раскола для дальнейшего развала церкви изнутри. Такой выбор был сделан властями не сразу. Когда была осознана эфемерность установок на ликвидацию религиозности и церкви одним махом, а внутри церкви еще острее встали накопившиеся проблемы и активно проявило себя обновленчество, в верхах победит бесхитростный принцип "разделяй и властвуй", под который Л.Д.Троцкий подведет "историко-философскую теоретическую базу". Свой замысел о расколе церкви он разовьет в многочисленных теоретических бумагах, практических постановлениях и делах. Постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 13 марта 1922 г. - первая "кость", брошенная властями обновленцам.

Инициатором срочной постановки вопроса об обновленцах на заседании Политбюро ЦК РКП(б) выступал все тот же Л.Д.Троцкий, пославший в Политбюро ЦК РКП(б) перед заседанием записку от 12 марта 1922 г. . Накануне пришла телеграмма из Петрограда от уполномоченного по изъятию ценностей Приворотского, сообщавшего о достигнутом на совместном заседании комиссии с представителями духовенства (обновленцами) соглашения, по которому духовенство обязывалось побудить верующих к добровольной сдаче ценностей под условием контроля при изъятии и учете. Приворотского волновала позиция центра . Надо было определяться.

Л.Д.Троцкий настаивал на допущении обновленцев в органы Помгола и предлагал всю стратегию в данный период строить на расколе духовенства по конкретному вопросу изъятия ценностей. Отношение к изъятию способно было развести духовенство по разные стороны баррикад. Л.Д.Троцкий полагал, что "так как вопрос острый, то и раскол на этой почве может и должен принять очень острый характер". Властям выгодно было ввести обновленцев в Помгол еще и для того, чтобы устранить подозрения и сомнения будто бы реквизируемые ценности расходуются не на нужды голодающих. Предложение Л.Д.Троцкого нашло поддержку у членов Политбюро ЦК РКП(б).

Одновременно с этим активно разворачивалась работа по организации изъятия церковных ценностей в ГПУ, где первое совещание о проведении кампании прошло 8 марта 1922 г. Издание декрета произошло без "бдительного ока" этого ведомства, стремящегося все предшествовавшие и последующие годы сосредоточить в своих руках дело по отделению церкви от государства, расколу и разгрому церкви. Тем не менее ГПУ вынуждено было считаться с декретом и признать необходимым проводить изъятие решительно. Но понимая возможные последствия намечавшейся кампании и необходимость предварительной серьезной "промывки мозгов", ГПУ делало попытку оттянуть начало практического изъятия до получения результатов агитации. В связи с этим ГПУ предложило ЦК РКП(б) широкую пропагандистскую программу: Губкомам предлагалось выделить лучших работников, обязав их еженедельно докладывать о достижениях в Центральную Комиссию; редакциям всех газет предписывалось помещать статьи по вопросу об изъятии; к этой работе намечалось привлечь аппарат ГПУ; на Губкомы возлагалась организация докладов-диспутов с широким привлечением групп верующих и с мобилизацией всех партийных сил; рекомендовалось широко освещать состояние голодающих губерний путем организации подвижных выставок, кинематографов и т.д. и т.п. Так, после получения первых результатов изъятия ЦК Помголу следовало немедленно отправить в голодающие губернии продмаршруты, широко оповестив население о том, будто бы хлеб получен путем реализации церковных ценностей . Предлагаемая агитация хотя и носила упрощенный характер, но могла быть действенной, ибо обыгрывала самые болевые проблемы.

В первые дни марта 1922 г. приступили к работе губернские комиссии по изъятию церковных ценностей.

В районах Москвы и Московской губернии при президиумах исполкомов создавались подкомиссии, на которые возлагалась обязанность организации вывоза из храмов драгоценных вещей. В соответствие с разработанными "Правилами и порядком работ районных и уездных подкомиссий по изъятию церковных ценностей" в состав подкомиссий включались Председатель или член Президиума Райсовета (для района Москвы) или Уисполкома (для уезда), заведующий финотделом, представитель Помгола и отдела Управления. В недельный срок в комиссию должны были представляться церковные описи, на основании которых устанавливалась очередность изъятия. "Правилами..." предусматривалась первоочередность работ в богатых храмах, монастырях, синагогах и т.д. .

Организационное по характеру заседание комиссии Московской губернии состоялось 14 марта 1922 г. в составе Т.В.Сапронова, П.А.Красикова, А.Н.Винокурова, представителя Наркомфина в Малом Совнаркоме Г.М.Аркуса, М.В. Галкина, Ф.Д.Медведя и редактора газеты "Московский рабочий" И.М.Стукова. Было признано, что комиссия по компетенции является Московской. В рамках комиссии образовывалась техническая подкомиссия, которой поручалось в 4-х дневный срок разработать техплан изъятия . Заседание утвердило инструкцию о порядке работы районных и уездных Комиссий, в состав которых обязательно включались представители партийных властей - Райкома и Укома РКП(б). Решено было просить Московский Комитет партии в партийном порядке дать секретный циркуляр по местам об осторожном отношении к бедным, деревенским церквям, особенно в неблагополучных районах, предложив по возможности в таких церквях изъятия не производить. Такое решение демонстрировало один из намечавшихся осторожных подходов властей к проведению кампании - попытку отвести удар от основного числа храмов, стремление не вызвать эксцессов. В дальнейшем наличие разных подходов по этому вопросу приведет к явному противоречию в позициях властей. По вопросу о выкупе и участии верующих в Помголе комиссия высказалась однозначно: выкуп церковной утвари хлебом и продовольствием ни в коем случае не допускается, в исключительных случаях допускается обмен на равноценные предметы .

Московский Комитет РКП(б) оперативно приступил к работе и на совещании 14 марта 1922 г. постановил развернуть антирелигиозную кампанию уже 19 марта 1922 г. .

Однако, открыв кампанию и намечая провести ее в кратчайшие сроки, Политбюро ЦК РКП(б) в ближайшие дни несколько изменит тактику. Самые первые результаты изъятий покажут несостоятельность расчета взять церковное золото "кавалерийской атакой" и продемонстрируют враждебное отношение к кампании. Москва получит с мест целый ряд тревожных сообщений.

Крайне неудовлетворительно было по оценкам ГПУ настроение крестьян Тамбовской губернии: в Благомском уезде они разгонят Комиссию по изъятию, в одном из сел уезда крестьяне совместно с духовенством примут постановление убить председателя Комиссии. Так велико было недоверие к властям, что в Липецком районе крестьяне решат сдать ценности патриарху и самим организовать специальную комиссию, которая бы обменяла ценности на хлеб и распределила его среди голодающих. В Лихвинском уезде Калужской губернии крестьяне учинят самосуд над уполномоченным по учету ценностей и милиционером. Появятся первые сообщения об открытых выступлениях крестьян в Тарусском уезде Калужской губернии, на подавление которых будет выслан отряд. Тревожное положение наблюдалось в Новгородской, Череповецкой, Ярославской, Харьковской и других губерниях .

Неблагополучно складывалась обстановка в столице. В ряде приходов священники произносили антиправительственные проповеди. Повсеместно приходскими собраниями принимались резолюции против изъятия и направлялись во ВЦИК письменные протесты . Значительная часть протестов имела один текст, очевидно выработанный на собраниях благочинных, трактующий изъятие как святотатство, надругательство и величайшее оскорбление. Большинство протестов подписано председателями приходских советов, хотя имелись и подписи священников. Это было очевидно связано с приказом члена Священного Синода епископа Серафима направлять протесты против изъятия не от имени духовенства, а от имени прихожан, так как по советскому законодательству о культах ценности церкви являлись собственностью групп верующих. Обращал на себя внимание организованный профессором Ефимовым протест православной общины храма Воскресения в Кадашах, подписанный 833 прихожанами, в том числе рабочими фабрики Минц. В целом по данным ГПУ среди подписавших протесты рабочие были представлены слабо, хотя во ВЦИКе и имелся протест со 174 подписями рабочих и служащих Московских государственных фабрик "Гознак". На это обстоятельство следует обратить внимание, так как в последовавших за этим событиях факт участия рабочих в сопротивлении антицерковной политике властей будет зафиксирован, вопреки стремлениям ГПУ скрыть его. Докладывая Ф.Д.Медведю об обстановке в Москве, уполномоченный 6 отделением Секретного Отдела Московского губотдела ГПУ М.М.Шмелев предложил изолировать инициаторов и организаторов протестов и представил список из 26 лиц, в том числе и священников .

В агентурно-осведомительской сводке 6 отделения СО ГПУ отмечался примечательный случай. К патриарху Тихону явилась делегация из Вышняго-Волочка Тверской губернии с просьбой благословить верующих на замену церковных ценностей хлебом для голодающих. Патриарх направил делегацию к М.И.Калинину, не застав которого, делегаты обратились к его заместителю П.Г.Смидовичу. Последний дал весьма показательный ответ: " нужен не хлеб, а золото". В связи с этим в Священном Синоде был поднят вопрос о том, что декретом ВЦИК об изъятии церковных ценностей предусматривается вовсе не помощь голодающим, а другие цели, о чем церковь должна была объявить народу .

Осознавая неотвратимость наступающей на церковь беды, патриарх Тихон в опубликованном 15 марта 1922 г. в "Известиях ВЦИК" заявлении призвал Комиссию по изъятию при Помголе с "должной осторожностью" отнестись к ликвидации ценного имущества", не предпринимать разрушения и переплавки наиболее выдающихся с историко-художественной точки зрения богослужебных предметов. В тоже время патриарх предупреждал, что у церкви нет такого количества золота, что вырученная сумма от продажи церковных предметов не будет столь значительна, какой ожидают увидеть ее большевики. Тихон попытался предотвратить подозрение в сокрытии церковью драгоценных вещей и потому неизбежно возникающую злобу к ней .

К середине марта 1922 г., таким образом, к изъятию практически еще не приступили, во всяком случае с тем размахом, который планировался Л.Д.Троцким. Власти повсеместно вели подготовительную работу, учет ценностей и переговоры с верующими, в ходе чего становилось очевидным, что в крупных городах взять ценности без применения насильственных мер не удастся.

Учитывая реально сложившуюся обстановку, Политбюро ЦК РКП(б) на заседании 16 марта 1922 г. пришло к заключению, "что дело организации изъятия церковных ценностей еще неподготовлено". Возникала дилемма: как действовать дальше. Довольствоваться малым, то есть только добровольными пожертвованиями, пойти на компромисс с церковью или применить силу. Однозначного мнения не было ни у членов Политбюро ЦК РКП(б), ни у руководителей советских органов власти. Но применять насилие власти пока не торопились. Поэтому Политбюро ЦК РКП(б) постановило пока отсрочить решительные действия по изъятию. Т.В.Сапронову поручили запросить мнение Л.Д.Троцкого об организации Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей под председательством М.И.Калинина, составе и дальнейшей работе, после чего провести через ЦК Помгол ее создание .

Очередные жесткие директивы по проведению кампании были выработаны Комиссией по учету и сосредоточению ценностей на заседании 20 марта 1922 г. с участием основных действующих лиц набирающей ход кампании: Л.Д.Троцкого, М.И.Калинина, Г.Д.Базилевича, А.Н.Винокурова, И.С.Уншлихта и др. Сроки изъятия ценностей в церквях столицы ограничивались временем проведения партийного съезда, а в провинции - устанавливались по соглашению с делегатами съезда. На места отправлялось указание: там, где нет риска эксцессов, произвести изъятие до конца; там, где подготовительная работа была недостаточна и где существовала опасность эксцессов - отсрочить изъятие до партийного съезда, на котором делегаты совместно с Центральной Комиссией по изъятию церковных ценностей установят необходимые сроки. При этом агитработу предлагалось продолжать везде. Повторялась установка о начале фактического изъятия в первую очередь в городских богатых храмах и об осторожности в отношении крестьянских бедных приходов. Особое внимание придавалось обстановке в Петрограде, где реквизиция церковного богатства требовала "особенной тщательности и энергии". Все циркуляры Главмузея в отношении изъятия ценностей из церквей следовало было согласовывать с Бюро Центральной Комиссии.

Прессе предписывалось "дать более яркое и открытое выражение голосу" священников, противников патриарха Тихона, а также давать материал по случаям кражи ценностей духовенством. При Бюро Центральной Комиссии создавалась так называемая литературная комиссия для предоставления прессе необходимого материала, а тщательная цензура всех материалов возлагалась на тройку в составе П.А.Красикова, М.В.Галкина и заместителя заведующего Агитпропотдела ЦК РКП(б) Я.А.Яковлева.

ГПУ поручалось обеспечить благополучные условия выезда в Москву вызванным с мест лояльным священникам, а также подготовить в кратчайший срок материал для арестов наиболее активных противников изъятия из числа духовенства и мирян. Московской комиссии предписывалось аннулировать имеющиеся голоса и подписи рабочих под протестами во ВЦИК. Теперь становится ясна причина "слабого представительства" рабочих. В агитационных целях Г.Д.Базилевичу необходимо было посчитать уже взятые у церкви драгоценности, в кратчайший срок произвести на них закупки для голодающих и "широко опубликовать об этом" в прессе. Все расходы на проведение намеченных мер производились за счет смет соответствующих ведомств, только чрезвычайные расходы покрывались за счет дополнительных смет, выделяемых Центральной Комиссии по изъятию церковных ценностей .

Через несколько дней события примут новый поворот. А пока Москву захлестнула агитационная истерия. Мобилизовывались все силы Агитпропотдела ЦК РКП(б), привлекался РКСМ. Работа проводилась среди рабочих, в первую очередь наиболее крупных предприятий, и красноармейцев. Специальную кампанию организовала редакция "Рабочей Москвы", готовились листовки и другой пропагандистский материал.

Основные силы были брошены на инсценировку собраний. Всего по Москве прошло 358 собраний, в уездах Московской губернии - 157 . Вместе с агитаторами на собрание направлялись делегаты голодающих районов - крестьяне, "о которых выяснено, что они действительно являются сторонниками изъятия", и священники-обновленцы . После доклада о размерах бедствия и оказываемой в недостаточной мере помощи, собрания должны были высказаться за конфискацию золота церкви в пользу голодающих и принять соответствующую резолюцию. Но ожидаемого единодушия и одобрения действий властей не получилось.

Крупных эксцессов не произошло, но враждебное отношение к изъятию наблюдалось на различных предприятиях Москвы. Например, в Красно-Пресненском районе проведено было 110 собраний, 90 из которых прошли хорошо, на 20 провести необходимую резолюцию не удалось. В "Гео-Физике" Сокольнического района собравшиеся заявили: "Издали декрет и исполняйте, нас спрашивать нечего". Бурно прошло собрание на Даниловской мануфактуре: один рабочий назвал священника, выступавшего на собрании за изъятие, подкупленным. На собрании студентов физико-математического факультета 1 Государственного Университета за резолюцию голосовало 50, против - 20, а воздержалось - 700. В Первой Типографии едва не избили агитатора и предложили резолюцию " спрятать в карман". Активную агитацию против изъятия вели меньшевики. Фабрика Бутикова отвергла резолюцию благодаря председателю меньшевику, который заявил: "Неужели мы, верующие, дадим ограбить церковь" .

Главный вопрос, который более всего волновал собравшихся на фабриках и заводах, и не без оснований, - дойдет ли изъятое золото до голодающих. Чаще других звучали такие мнения: "Все религиозные рабочие и крестьяне не против изъятия церковных ценностей, но тут есть сомнение - попадут эти ценности голодающим и помогут ли они им". Вполне резонно заявлялось, что голодному не нужно золото, ему нужен хлеб, а как можно купить заграницей хлеб за обращенные в валюту драгоценности, если буржуазные страны враждебно настроены к Советской России. Не ясно было рабочим очевидное - "почему правительство не идет на уступки церкви в том, чтобы церковь могла сама дать помощь голодающим помимо власти... Церковь отделена от государства, как же мы можем брать драгоценности". Звучали так же требования дать отчет - "куда исчезло золото банков, все золото Кремля". Делались и более радикальные заявления: "Если желаете спасти Россию, то уходите, если не можете накормить... Уйдите от власти, дайте другим, которые прокормят всех голодающих..." Были случаи, когда не помогало и присутствие духовенства. В Бахрушинской больнице Сокольнического района, где совместно с докладчиком выступал священник В.Д.Калиновский, резолюция об изъятии даже не предлагалась, а в адрес священника высказывались угрозы .

По Рогожско-Симоновскому району Москвы распространялась листовка "Куда идет церковное золото", открыто называвшая изъятие ограблением, никак не связанным с решением проблемы голода. В доказательство этого авторы листовки приводили слова Н.И.Троцкой, сказанные И.Э.Грабарю: "...У Вас нет ничего, кроме бумажек, а Вы думаете, что они нужны в Генуе. Нужно создать новый революционный фонд, так как только золотом мы сможем добиться признания нашей власти" .

Даже епископ Антонин (Грановский), на которого властями возлагались большие надежды в деле раскола церкви, предупреждал, что правительственная мера по использованию церковных ценностей на нужды голодающим не вызывает сочувствия у православного населения не потому, что верующие не хотят помочь правительству в борьбе с голодом или отдать эти ценности им запрещает религиозная совесть, а единственно и исключительно потому, что у этих масс нет решительно никакого доверия к лозунгу, под которым проводится эта мера. Верующие тревожились, что церковные ценности могут пойти на иные, чуждые их сердцам цели" .

Составляя отчет о проведении агитнедели, сотрудники Агитпропотдела МК РКП(б) объясняли основную причину неудачи в проведении собраний "нерабочим составом" предприятий и преобладанием женщин. Однако, стремясь распространить этот пропагандистский миф, власти противоречили самим себе, тут же указывая в качестве примера такие предприятия, как паровозные мастерские Николаевской и Казанской железной дороги, гле нелепость утверждения о "преобладании" женщин очевидна . Истинные причины - враждебное отношение к ограблению храмов, конечно, умалчивались.

Собрания, прошедшие в уездах Московской губернии, продемонстрировали такое же отношение к изъятию. Рабочие Яхромской фабрики Дмитровского уезда заявили, что "протестуют против принудительного отбора церковных ценностей, потому что все отобранное не последует по назначению и только сотая часть собранного пойдет на помощь голодающим, все остальное золото и все ценности уйдут на уплату царских долгов". Крестьяне деревни Сабурово Московского уезда не дали даже выступить агитатору и, "приведя в пример его золотые зубы, указали, что ценности пойдут на золотые зубы коммунистов" .

Вслед за посланием патриарха Тихона от 28 февраля 1922 г., открыто призвавшего к защите церковного достояния, с аналогичным распоряжением к благочинным Московской епархии обратился архиепископ Никандр (Феноменов): "Ценностей не отдавать, в комиссию по изъятию своих представителей не выбирать, в случае прибытия представителей советской власти для изъятия, явиться всем независимым членам общины для отстаивания церковного имущества" . С проповедью, направленной против ограбления храмов, выступил видный духовный деятель церкви епископ Верейский Иларион (Троицкий) .

Параллельно с этим повсеместно прошли приходские собрания, постановившие ценностей не выдавать, а пытаться заменить их деньгами, продовольствием и т.п. Во многих церквях по сводкам ГПУ велась и открытая агитация протв изъятия. Так, священник церкви Ивана Воина в Замоскворечье Х.Надеждин во время проповеди призвал к противодействию политики советской власти "растаскивания державы Российской". В Бауманском районе на свечном заводе среди приезжающих крестьян распространялись слухи, что власти не рискнут приступить к изъятию, ибо это может вызвать народное возмущение, а на собрании верующих района было принято постановление протеста против декрета ВЦИК. Прихожане церкви Жен Мироносец Серпуховского уезда объявили, что "возьмут в колья тех, кто явится отбирать церковные вещи" . Два священника Церкви Семи Вселенских Соборов 3-4 марта 1922 г. обходили своих прихожан по квартирам, агитируя против сдачи ценностей, в результате на следующий день приходское собрание постановило ценности не выдавать, а уже 6 марта 1922 г. многие ценности из церкви бесследно исчезли .

Власти забеспокоились складывающимся отношением к кампании, а также вялостью ее проведения. Выражая опасения, что "организационно-инструкторская работа по изъятию ценностей в столице продолжает крайне запаздывать", Л.Д.Троцкий направил 29 марта 1922 г. почто-телеграмму Л.Б.Каменеву, И.А.Зеленскому, В.Д.Медведю и И.С.Уншлихту. Он подчеркивал решающее значение "правильности изъятия" в Москве и сетовал на занятость ответственных за проведение кампании товарищей съездом. Л.Д.Троцкий потребовал ускорить подготовительную работу в Москве .

Таким образом, руководящую роль в организации кампании по изъятию церковных ценностей 1922 г. сыграло Политбюро ЦК РКП(б). Его директивами устанавливался жесткий партийный контроль за политической, организационной и технической стороной кампании. Для проведения решений в жизнь использовался не только сложившийся механизм Секретариата, Оргбюро и Агитпропотдела ЦК РКП(б), но специально была создана сеть комиссий. Центральная Комиссия по изъятию церковных ценностей, функционировавшая весь напряженный период проведения кампании весной-летом 1922 г., осуществляла повседневное руководство изъятием. На местах кампания проводилась губернскими органами комиссии. В состав комиссий всех уровней входили представители партийных и советских властей, силовых структур, органов юстиции и прокуратуры.

Определяющую роль во всей этой разветвленной сети играли руководители партийных и силовых структур. Участие руководителей ГПУ в создаваемых Политбюро ЦК РКП(б) комиссиях являлось симптоматичным и означало усиление роли карательного органа не только в реализации конкретных задач изъятия, но и в определении церковной политики в целом.

Реальное партийно-чекистское руководство кампанией скрывалось за "ширмой" Помгола. ВЦИКу и его органам отводилась роль прикрытия, хотя его руководству (М.И.Калинину, А.Н.Винокурову) по ходу кампании приходилось решать огромное количество практических вопросов изъятия.

Агитационная кампания, предшествовавшая изъятию, и его первые результаты продемонстрировали враждебное отношение населения к антицерковной политике большевиков, что заставило Политбюро ЦК РКП(б) отсрочить решительное наступление на церковь и задуматься над проблемой применения силовых методов. Начало кампании затягивалось. Только к 10 апреля 1922 г. закончилась агиткампания в Москве и 20 апреля 1922 г. в губернии. Результаты агитспектаклей властей выявились сразу же, как только приступили к фактическому изъятию церковных ценностей, которое развернулось в губернских и уездных городах России уже с середины марта, несколько позднее в Москве - с 31 марта 1922 г., и в Петрограде - 21 апреля 1922 г. Изъятие началось неотвратимым кровопролитным столкновением народа с властями.

События в Шуе занимают особое место в истории отношений советской власти и церкви. Локальное сопротивление в уездном городке приобретало значение открытого антиправительственного выступления и первого кровопролития в ходе кампании по изъятию церковных ценностей, послужившее поводом для наступления большевиков на церковь. Хроника событий в Шуе в общих чертах известна. Но детальное воссоздание происшедшего и последовавших за этим действий властей способно дать ключ к пониманию церковной политики власти не только в изучаемый хронологический период, но и во все последующие десятилетия.

Шуя была одним из фабричных центров, в котором текстильная промышленность возникла очень давно. В нем сложился особый уклад, свойственный промысловым селам и появлявшимся на их базе городам, жители которых занимались торговлей, отличались высоким уровнем зажиточности и грамотности. Это был один из самых развитых уездных городов Владимирской губернии, в котором до революции было 9 церквей, театр, гимназии, мужское духовное училище. Шуя соединяла в себе черты города с развитой текстильной промышленностью, боевым революционным прошлым, и одновременно с прочными православными традициями, являясь центром паломничества. В Воскресенском Соборе города хранилась знаменитая чудотворная икона Шуйской-Смоленской Богоматери, собиравшая богомольцев со всей России .

Одним из популярных священников города был Павел Светозаров. До революции он много занимался благотворительной деятельностью. После октябрьской революции был арестован за то, что вопреки отмене в школах преподавания Закона Божьего перенес уроки в Собор. Во время Кронштадтского восстания как политически неблагонадежный был арестован второй раз. В разгар голода одним из первых поддержал идею частичного изъятия ценностей из церквей в пользу голодающих .

Столь активное сопротивление изъятию в Шуе имело свою предысторию. На собрании приходского совета Соборной Церкви 26 января 1922 г. обсуждался вопрос о "распространяющихся среди верующих слухах об отобрании у церквей части церковного имущества" и собрание постановило "собрать необходимые материалы". 27 января 1922 г. приходской совет решил, несмотря на прямое указание опубликованного в местной печати постановления о предоставлении описи церковного имущества в Исполком, только "известить Исполком, что за время с 1919 года никаких новых приобретений и пожертвований в Соборе не имеется" .

После издания декрета ВЦИК по инициативе духовенства Иваново-Вознесенска было созвано объединенное собрание представителей приходских советов, на котором решено обсудить вопрос об изъятии ценностей на местах, предварительно проверив имущество по описям, после чего собрать общие приходские собрания. 2 марта 1922 г. Павел Светозаров созвал экстренное собрание приходского совета, который после ознакомления с декретом вынес решение обратиться в Уисполком о разрешении провести 12 марта 1922 г. общее собрание верующих для избрания членов Комиссии .

Действия уездных властей, очевидно не расходившиеся с общей линией проведения кампании, пока не предполагали принятия особых мер. 3 марта 1922 г. постановлением Шуйского Уисполкома была создана уездная комиссия по изъятию церковных ценностей под председательством А.Н.Вицина. Работу планировалось начать с пролетарских районов, где находились наиболее бедные церкви. В богатых же храмах предполагалось сначала проверить описи церковного имущества. Председателем Губотдела ГПУ Д.И.Шороховым делался оптимистичный прогноз положения в губернии и недооценивалась грозившая опасность: "...через осведомление выяснено, что при проведении декрета изъятия ценностей особых волнений среди верующих не произойдет" . Прогноз оказался ошибочным и позднее вся губерния превратилась в военный лагерь.

Начиная с этого времени Павел Светозаров стал предпринимать меры к тому, чтобы укрыть наиболее ценные предметы от конфискации. Воскресенский Собор поражал богатством внутреннего убранства, массой золотых и серебряных украшений. Большевикам было чем поживиться. По показанию А.Н. Вицина, 6 марта 1922 г. (по другим источникам 7 марта 1922 г.) во время посещения Воскресенского Собора для составления описи ценностей комиссия застала Павла Светозарова за работой по снятию с иконы Смоленской Божьей Матери простой серебряной ризы и замене ее жемчужной, убранной бриллиантами. На вопросы комиссии о причине такого "переодевания" иконы, Павел Светозаров смутился и дал сбивчивый ответ. Жемчужная риза обыкновенно одевалась на икону только в храмовый праздник, поэтому "переодевание" было попыткой укрыть от изъятия более дорогую ризу. Священник надеялся, что комиссия не станет снимать ризу с иконы, считая ее необходимой для богослужения. Уже в этот приход в храм комиссия была встречена духовенством недоброжелательно: последовали осуждения мероприятий советской власти со ссылками на нарушение религиозного культа верующих.

12 марта 1922 г. прошли собрания верующих прихожан Крестовоздвиженской церкви под председательством священника Александра Смельчакова и Троицкой церкви под председательством священника Иоанна Лаврова, единогласно постановившие представителей в Комиссию не избирать и имущество из церкви в пользу голодающих не выдавать, а заменить их сбором продовольствия и всякого рода пожертвований. Как была воспринята резолюция верующими говорят показания рабочего Максимова: "он понимал принятую резолюцию в том смысле, что в случае отбора церковных ценностей Советской Властью, верующие, защищая церковь, должны оказать активное сопротивление отбирающим". Бурно прошло собрание в Воскресенском Соборе. Было принято решение ценности не отдавать и ходатайствовать перед Уисполкомом о замене их соответствующим выкупом и внести добровольные пожертвования. Однако ответа Уисполкома на все ходатайства о замене драгоценностей так и не последовало. Выборы же членов комиссии по изъятию удалось провести лишь со второй попытки. Прихожане одобрительными криками реагировали на призыв Павла Светозарова поддержать его и не отдавать ценности .

На следующий день 13 марта 1922 г. в Собор стеклась масса народа, настроение было возбужденное. После окончания службы прихожане не разошлись, и когда в 12 часов комиссия направилась в Собор для работы, народ встретил их враждебными окриками и восклицаниями. Когда члены комиссии вошли в алтарь, в толпе раздались иступленные крики и брань в адрес комиссии и советской власти. На предложение Председателя комиссии А.Н.Вицина Павлу Светозарову принять меры к "очищению" церкви от возбужденной массы, священник заявил, что он повлиять на верующих не может, к тому же он не имеет права выгонять молящихся из храма. После вторичного, сказанного в более жесткой форме, требования комиссии Павел Светозаров обратился к верующим, на что раздались крики: "Мы не уйдем, пускай они сами уйдут, откуда пришли". Видя, что при создавшихся условиях работа невозможна, члены комиссии оставили Собор и пригласили к себе для переговоров представителей от верующих. После ухода комиссии Павел Светозаров отслужил молебен перед иконой Смоленской Божьей Матери. На Соборной площади тем временем заметно нарастало угрожающее скопление людей, которых неоднократно рассеивала конная милиция, но они снова собирались. Церковь оставалась открытой в течение всего дня .

Комиссия вместе с приглашенными представителями от прихожан удалилась на переговоры. Но договоренности достигнуто не было. Тогда комиссия предупредила верующих о персональной ответственности за скопление народа на площади и предложила повлиять на нее. Комиссия предупредила, что изъятие возможно будет производиться 15 марта 1922 г. Представители верующих тут же объявили, что изъятие назначено на 15 марта. К вечеру раздражение собравшихся людей стало возрастать, многие остались охранять Собор "от большевиков, дабы ночью те не ограбили" .

Видя быстро нарастающую угрозу волнений, власти немедленно предприняли меры к охране порядка. Президиум Уисполкома в тот же день изданием приказа N 8 восстановил чрезвычайное военное положение в городе. Власть фактически была передана начальнику гарнизона и начальнику милиции. Запрещались публичные незаконные собрания, лица, подстрекающие к беспорядкам, подлежали немедленному аресту и передаче в Ревтрибунал. Все возникающие судебные дела должны были рассматриваться без малейшего промедления. Начальнику гарнизона и начальнику милиции вменялось в обязанность применять решительные меры, вплоть до применения оружия . Как же власти должны были бояться "фанатично настроенных женщин", что приводили в боевую готовность войска! Таким образом, карательный характер расправы с мирными людьми был предрешен еще до событий 15 марта 1922 г.

Следующий день 14 марта 1922 г. - вторник- базарный день в Шуе, прошел спокойно, так как власти объявили, что в этот день изъятие не будет производиться по тактическим соображениям. Комиссия не теряла времени зря и в этот день в спокойной обстановке взяла на учет все ценности синагоги. Среди крестьян, приехавших в тот день на базар, велась усиленная агитация с приглашением явиться на следующий день в город .

После 12 марта 1922 г., когда прошли приходские собрания, стало заметно "брожение" на фабрике Объединенной мануфактуры. Рабочие активно обсуждали предстоящее изъятие ценностей из городских храмов. По заявлению дирекции, сделанному уже после событий 15 марта, в этих "групповых суждениях" участвовали главным образом женщины, со стороны же мужчин, якобы, никаких активных действий не было. Этот распространяемый властями стереотип о преобладании фанатично настроенных женщин-верующих в сопротивлении кампании изъятия церковных ценностей мы еще не раз встретим в объяснениях властей разных уровней. Но их собственные свидетельства еще не раз будут этому противоречить. Частичные попытки рабочих Шуи приостановить работы были предприняты уже 13 марта 1922 г., а 15 марта 1922 г. масса вылилась на улицу. На заводе N 6 рабочий-токарь механического цеха Поляков накануне событий распускал слухи, что "члены Комиссии по изъятию церковных ценностей бесчинствовали в церкви, что член комиссии т.Волков был пьян, а тов.Вицин вошел в алтарь в шапке". Такие разговоры вызвали возбуждение рабочих, атмосфера накалялась. 15 марта 1922 г. механический цех прекратил работу. Вышедших на улицу рабочих двух текстильных фабрик после удара колокола уже "никакими уговорами не удалось остановить" .

15 марта 1922 г. с самого утра к Воскресенскому Собору стал стекаться народ. На этот раз, по показаниям свидетелей, "чувствовалась очевидная организованность толпы". Начальник милиции Башенков выехал с конным отрядом на площадь и стал рассеивать толпу. Раздались требования к милиции оставить площадь. Посыпались поленья, палки, льдины и т.п., затем толпа, вооружившись кольями, стала теснить милиционеров. На защиту Собора встали даже дети, подносившие орудия борьбы - колья, камни. Занятия в школах в этот день были отменены в связи с проходившей уездной конференцией учителей и дети оказались на площади. Были пущены погромные лозунги и человек 50 направились на разгром Военного Комиссариата. Высланные для наведения порядка 14 красноармейцев были оттеснены .

Положение становилось угрожающим. Начальник гарнизона Тюленев распорядился немедленно выслать в полной боевой готовности полуроту красноармейцев. Когда красноармейцы двинулись на людей, те, просочившись сквозь строй, набросилась на красноармейцев с кольями. Несколько красноармейцев были отрезаны, обезоружены и избиты. Из отнятых у них винтовок из толпы раздались выстрелы по отступающим красноармейцам .

На колокольне ударили в набат и с окрестных деревень стали сбегаться в Шую крестьяне. Рабочие Тезинской и Шахомской мануфактуры покинули работы и направились на Соборную площадь. Набатный звон продолжался полтора часа и собрал на площадь значительную массу народа.

После этого было выслано два грузовика с пулеметами, из которых сначала была обстреляна колокольня, а затем был открыт огонь поверх толпы. Противостояние дошло до критической точки, когда при появлении автомобилей отчаявшиеся люди ринулись на них. Последовали выстрелы. Расстреливались безоружные люди .

К вечеру порядок был восстановлен и начались аресты. В тот же вечер представители верующих сдали в Уисполком 3,5 пуда серебра из Собора .

Следствие установило, что со стороны верующих только зарегистрированных в больнице оказалось одиннадцать человек, из них пять убитых; со стороны красноармейцев - тяжело избитых три человека и легко - двадцать четыре. Цифры несколько отличаются от тех, которые указаны во второй итоговой шифртелеграмме И.И.Короткова в ЦК РКП(б) от 20 марта 1922 г.: "красноармейцев избито и ранено 4 из них тяжело комотделения, граждан избито трое, ранено 8" . Цифры явно занижены, кроме того, сведения об убитых мирных жителях вовсе сокрыты. По оценке комиссии ВЦИК, позднее присланной в Шую, в событиях всего участвовало около 3 тысяч человек, убито - 6 человек, ранено - 8. Данные уполномоченного СО ГПУ Я.А.Штаммера, приставленного к этой комиссии, свидетельствуют, что на площади собралось около 5-6 тысяч . Действительное представление о масштабе выступления можно составить, если вспомнить, что общее число жителей Шуи в начале века составляло около 23 тысяч человек . По данным ГПУ получалось, что на площадь вышла примерно четвертая часть жителей города. Даже если чекист Я.А.Штаммер преувеличивал, и за основу принять подсчеты комиссии ВЦИК, то и тогда размах выступления беспрецедентен.

Проведенное вскоре следствие выявило довольно широкий социальный состав участников и определило, что руководящую роль сыграли В.И.Похлебкин (лавочник), П.И.Языков (заведующий мастерской при фабрике Шуйской мануфактуры, бывший член РКП(б)), О.И.Дружков (бывший городовой) и Н.М.Сажин (без определенных занятий, бывший член РКП(б)). Следствие установило в числе наиболее активных участников колбасника Гуреева, крестьянина Шаронова, стекольщика Сизова, гражданок Суханову и Шахову (крестьянку и мещанку), учителей Рябцова и Борисова . В материалах следствия имеется указание только на одного черносотенца, попавшего в черную сотню случайно . Участие рабочих в шуйских событиях властями скрывалось. Сведения секретаря Губкома И.И.Короткова в Политбюро ЦК РКП(б) об остановке работ на двух фабриках служат доказательством обратного. Подтверждает это и прошедшая вскоре после событий профсоюзная конференция, которая приняла резолюцию, осуждающую присоединившихся к толпе рабочих .

В итоговом докладе Секретаря Шуйского Уисполкома С.Эдельмана в числе "возбуждавших настроение толпы" будут названы некоторые бывшие члены РКП(б): С.Мольков и О.Столбунова. 29-ти летняя учительница Новогоркинской школы О.Е.Столбунова, член партии с 1918 по 1920 г., приехавшая в Шую на учительскую конференцию, активно вела агитацию с паперти Собора не только против изъятия ценностей, но и, как свидетельствуют материалы следствия, против властей. Узнав о событиях в городе, в 11 часов утра она поспешила на площадь и присоединилась к группе женщин, собравшихся у самого входа в Собор, для того, чтобы внести в их среду организованность и предотвратить насилие. Как показали агентурные данные и признания самой О.Столбуновой, она руководствовалась отнюдь не религиозными побуждениями, а использовала возникшие беспорядки для выступления против властей. Она заявила, что рабочие и крестьяне не являются сторонниками новой власти и только потому не выступают против нее, что остальные партии, которые могли бы в настоящий момент явиться действительными выразителями их мнения,"придавлены" .

События в Шуе выявили одно очень важное обстоятельство, на которое следует обратить особое внимание. Выступление бывших членов РКП(б) против изъятия церковных ценностей свидетельствовало о противоречиях в самой РКП(б), обострившихся в связи с проведением кампании. Крупнейшая антицерковная акция была организована теми захватившими власть лидерами партии, чья политика крайностей и репрессий разделялась далеко не всеми коммунистами. Результатом недовольства коммунистов политикой своих вождей был выход многих из партийных рядов. Не только оппозиционные РКП(б) партии, но и сами бывшие коммунисты активное сопротивлялись разрушительной политике большевиков. Как свидетельствуют материалы следствия, насильственные методы изъятия церковного золота, использование вооруженной силы против мирных людей способствовали росту антибольшевистских настроений.

Городские власти моментально приняли жесткие меры. На состоявшемся в 3 часа по полудни того же дня экстренном заседании Президиума Шуйского Уисполкома была образована революционная пятерка в составе Председателя Уисполкома, начальника Гарнизона, начальника милиции и представителей Уисполкома. Ревпятерке предоставлялись чрезвычайные полномочия по ликвидации беспорядков в городе: производства обысков и арестов участников событий, ведения следствия и составления обвинительных актов. Президиум постановил просить Губисполком немедленно выслать в Шую военную секцию Ревтрибунала для разбора на месте дел, в противном случае передать эти права ревпятерке .

На следующем экстренном заседании в 3 часа ночи Президиум Уисполкома, имея уже на руках приказ от Губисполкома, постановил ликвидировать ревпятерку и создать чрезвычайную следственную комиссию из трех членов для выяснения причин беспорядков и установления активных участников событий. На 16 марта 1922 г. намечалось совещание директоров заводов и фабрик, представителей уездного профбюро и Союза Текстильщиков для выяснения причин остановки работ 15 марта 1922 г. Во всех школах города планировалось провести беседы о декрете ВЦИК об изъятии ценностей и разъяснить происшедшие события. Президиум Уисполкома возложил юридическую ответственность за выполнение декрета ВЦИК на священнослужителей и старост храмов и поручил уездной комиссии по изъятию срочно приступить к предварительной работе по учету и проверке имущества в церквах уезда .

16 марта 1922 г. состоялось экстренное закрытое заседание бюро Иваново-Вознесенского Губкома. Бюро постановило создать комиссию для расследования событий: председатель - член ВЦИК И.П.Фирсов, сотрудник ГПУ И.П.Царьков, председатель губревтрибунала С.Ф.Павлов, губвоенком А.И.Жугин. Приказом N 39 губвоенкома и коменданта города Иваново-Вознесенск объявлялся на военном положении . Власти приступили к наведению порядка. К 23 марта 1922 г. было арестовано 26 участников событий, аресты продолжались .

Одновременно местные власти разворачивали широкую агитационную кампанию, организовывали митинги и делегатские собрания рабочих и крестьян, осуждающие участников событий и одобряющие действия властей, "единогласно" голосующие за изъятие ценностей. 18 марта 1922 г. состоялся пленум Шуйского Уисполкома. В докладе Председателя Н.Осинкина и других ораторов прозвучала оценка событий, как "заранее подготовленного выступления", в котором принимали участие "не только лица фанатически настроенные, но и сознательные контрреволюционеры", руководившие первыми. Действия властей по разгону демонстрации и введению военного положения признавались правильными и "сравнительно с дерзкими поступками толпы были довольно гуманны". Шуйские власти осознали реальную угрозу проведению кампании изъятия, которую несло сопротивление духовенства и мирян. По мнению выступавших, линия поведения приходских советов в Шуе и Иванове "сводится к одной пароли - патриарха Тихона, которая возможно распространится везде, а поэтому представителям власти следует проводить распоряжения центральной власти по изъятию ценностей твердо и до конца" .

Но даже среди членов Уисполкома не было единодушия. Заведующий Земельным Отделом Лосев заявил, что при проведении декрета "надлежало отнестись более серьезно и изыскать мирные пути, считаясь с психологией верующих", провести предварительную агитработу. Лосев осудил поведение некоторых ответственных работников, "нетактично поступивших 15 марта по отношению к лицам, совершенно посторонним событиям, указывая на факты, как дети детского дома под угрозой приклада винтовок вшибались в ворота дома". В заключении Лосев выразил непоколебимое желание о выходе из состава Уисполкома и об освобождении от занимаемой должности, так как он осуждает линию поведения Президиума Уисполкома. Пленум удовлетворил просьбу Лосева . Поведение члена Уисполкома Лосева было отражением того противоречия в подходах, как к методам проведения изъятия, так в целом антицерковной политики, который существовал в партийных и советских органах власти. Жесткая репрессивная практика, как видно, вызывала недовольство даже у представителей советской власти.

Весть о трагических событиях в Шуе разнеслась по округе и была встречена "без понимания". Духовенство уезда начало готовиться к отпору. Священник церкви села Палех, что в 30 верстах от Шуи, И.С.Рождественский в виде проповеди огласил воззвание патриарха Тихона, призывающее не отдавать добровольно церковное достояние. Каким образом попало к нему патриаршее воззвание, он так и не признался даже на суде . Кроме Шуи, столкновения духовенства и мирян с властями произошли в фабричных городах Лежневе, Тейкове. Многолюдные собрания прихожан состоялись 2 апреля 1922 г. в Лухе, в селе Яковлеве Савинского уезда. Особенно неспокойно было в приволжских городах Кинешме, Наволоке, Вичуге . Почти весь текстильный край поднялся на защиту церкви.

Моментально отреагировало на события в Шуе Политбюро ЦК РКП(б). 18 марта 1922 г., получив телеграмму от И.И.Короткова, опросом членов Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление, утвержденное затем на заседании 20 марта 1922 г. Для расследования событий Политбюро ЦК РКП(б) направило в мятежную Шую специальную карательную комиссию ВЦИК в составе члена Президиума ВЦИК П.Г.Смидовича, командующего войсками Московского Военного округа Н.И.Муралова и Председателя ЦК Союза текстильщиков, члена Президиума ВЦИК И.И.Кутузова . О принятых мерах в срочном порядке В.М.Молотов сообщил И.И.Короткову уже 19 марта 1922 г., запрашивая в свою очередь своевременные сведения о положении в губернии .

Власти действовали молниеносно. 21 марта 1922 г. комиссия ВЦИК выехала на место. Расследование было проведено с необычайной быстротой. Уже 23 марта 1922 г. комиссия пришла к заключению, что" действия уездной комиссии по изъятию правильные", а действия местных властей "в общем правильные, но не достаточно энергичные и планомерные, как в деле подготовки работы по изъятию ценностей, так и по охране общественного порядка". Предлагалось местной комиссии по изъятию "довести свою работу до конца". Дело о событиях в городе для окончательного разбора и наказания участников передавалось в Ревтрибунал .

Выполняя директивы центра, в тот же день Н.И.Муралов провел учебно-показательное изъятие ценностей из Воскресенского Собора. Для этого им были вызваны сводная рота 146 полка, пулеметная команда, рота ЧОН, 6 конных милиционеров. Войска оцепили Соборную и базарную площадь, прикрыли все выходы на прилегающие улицы, предварительно очистив территорию от людей. По словам Н.И.Муралова, все красноармейцы и командиры "не только чувствовали жажду мести, но и выражали словесно желание "пострелять в попов и спекулянтов". Н.И.Муралов ввел в Собор взвод красноармейцев, чоновцев и слесарей с молотками, зубилами и прочими инструментами, отдав приказ без его разрешения не стрелять. Слесаря принялись расковывать и срубать серебро с престола, а члены комиссии по изъятию стали снимать с икон дорогие ризы и драгоценные камни. Красноармейцев, находящихся в Соборе, Н.И.Муралов приказал сменять через каждые полчаса, чтобы "дать наглядный урок всем солдатам превосходства нашей силы перед силой попов и богов..." . В результате большая часть ценностей - 10 пудов серебра - была сдана в Уфинотдел, а самые ценные предметы (драгоценные камни, жемчужные ризы и т.д.) поступили по описи в Гохран . Более 4 пудов серебра, ризы с икон и оклады были изъяты в Троицкой церкви. А к 20 апреля, когда еще 22 волости не закончили изъятие, уездная комиссия рапортовала о результатах своей работы - 48 пудов 28 фунтов серебра и 5 фунтов золота .

Докладывая Л.Д.Троцкому о проведенной операции, Н.И.Муралов указал на ряд причин, вызвавших, по его мнению, волнения в Шуе. Среди них "некоторые технические неправильности" в действиях представителей военного ведомства, плохая информированность рабочих о смысле декрета ВЦИК об изъятии, отсутствие митингов. О слабой агитработе, плохо налаженном осведомительском аппарате докладывал и Я.А.Штаммер начальнику Следственного отделения Особого отдела ГПУ В.Д.Фельдману . В оценке участников выступления, данной Н.И.Мураловым, преобладал пренебрежительный тон: "кликушество бабья", "крестьянское и мещанское суеверие". Яркими фигурами, по его мнению, были лишь Похлебкин, Языков и Павел Светозаров. Остальные - "барахло..., недовольные, безпайковые обыватели" . Не усмотрел в действиях толпы руководящего начала какой-либо определенной организации и чекист Я.А.Штаммер .

По итогам проведенного расследования Н.И.Мураловым были даны рекомендации для всех комиссий по изъятию церковных ценностей на местах: вводить в состав комиссий представителей военного ведомства и действовать "тактично, проводя подготовительную агитацию", но "решительно, беспощадно изымать максимальное количество ценностей" .

Деятельность Н.И.Муралова в Шуе стала знаковым событием не только в кампании изъятия, но и в антицерковной политике советской власти в целом, ибо с этого времени власти всех уровней начнут активно использовать армию и части особого назначения, превратив изъятие церковных ценностей 1922 г. в крупнейшую насильственную акцию большевиков против церкви. К кампании будут подключены штабы армий, начальники гарнизонов, армейские политорганы, Реввоенсоветы и Генштаб. Армейские подразделения будут применяться в качестве карательной силы.

В связи с подготовкой репрессий в Шуе Политбюро ЦК РКП(б) снова вернулось к вопросу об изъятии церковных ценностей и временно приостановило активные действия, предложив "сосредоточить в этом деле все силы на подготовительно-разъяснительной работе", о чем 19 марта 1922 г. В.М.Молотов телеграфировал на места . Осторожная позиция В.М.Молотова будет расценена В.И.Лениным как ошибочная. Хотя он найдет применение и ей, ибо отправка телеграммы, по мнению В.И.Ленина, "посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать" .

Но о колебаниях не могло идти и речи. В.И.Ленин в тот же день обращается с письмом к членам Политбюро ЦК РКП(б), ставшим программным документом партии в отношениях с Русской православной церковью на ближайшие десятилетия. Лишь в последнее время с открытием документов Политбюро ЦК РКП(б) стало возможным рассмотреть хорошо известное исследователям и многократно цитируемое письмо в совокупности со всеми другими документами, неразрывно связанными с ним и освещающими весь многообразный и противоречивый контекст событий тех дней.

Специальное заседание Политбюро ЦК РКП(б), на котором предполагалось рассмотреть вопрос о Шуе и о кампании изъятия в целом, утвердить принятые еще 18 марта 1922 г. опросом членов Политбюро ЦК РКП(б) решения, намечалось на 20 марта 1922 г. В списке присутствовавших на том примечательном заседании значатся Л.Б.Каменев, И.В.Сталин, В.М. Молотов, Л.Д.Троцкий, А.И.Рыков и член Президиума ВЦИК А.Д.Цюрупа. К заседанию было подготовлено два принципиальнейших для понимания логики принятия последующих решений Политбюро ЦК РКП(б) документа. Первый - письмо В.И.Ленина В.М.Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б) о событиях в г.Шуе и политике в отношении церкви от 19 марта 1922 г. Второй - предложенный Л.Д.Троцким проект директивы Политбюро ЦК РКП(б) об организации изъятия церковных ценностей от 17 марта 1922 г., представляющий собой практически план проведения кампании. Положения этих документов легли в основу многих решений властей в 1922-1925 гг.

Письмо В.И.Ленина - один из самых знаменитых его документов и, казалось бы, в комментариях не нуждается. Но несмотря на недвусмысленность высказанных в нем позиций и общий крайне жесткий тон некоторые исследователи до сих пор объясняют мотивы, побудившие вождя к написанию письма, стремлением решить проблему голода с помощью церковного золота . Прочтем еще раз письмо, там все сказано.

Документ снабжен кроме обычного грифа "строго секретно" особым категорическим указанием автора: "Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов.Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе" . Сверхсекретность документа означала предельную откровенность, с которой В.И.Ленин обращался к Политбюро ЦК РКП(б), точнее предельный цинизм и нескрываемую жестокость. После кровопролития в Шуе уже нечего было рядиться в тогу борца с голодом перед лицом таких же борцов. Письмо написано быстро, решительно и бескомпромиссно. В.И.Ленин торопился, словно он ждал именного этого момента, когда прольется первая кровь и можно будет раскрыть весь своей замысел. Воспользовавшись моментом, он решает сломать и уничтожить своего опаснейшего идейного противника. Шуя прозвучала как сигнал к наступлению на церковь и В.И.Ленин спешил отдать приказ.

Твердое решение по Шуе В.И.Ленин предлагал принять "в связи с общим планом борьбы в данном направлении", то есть использовать события в уездном городке для борьбы с церковью в целом. Действия духовенства по отпору изъятию и то единодушие и упорство, с которым прихожане вместе со своими духовными лидерами по всей России защищали храмы от поругания, расценивалось как совершенно обдуманное проведение плана, подготовленного "черносотенным духовенством" во главе с патриархом Тихоном. "События в Шуе лишь одно из проявлений и применений этого общего плана". В.И.Ленин выстраивает схему общего "контрреволюционного" церковного заговора, под который потом будут подводиться все действия церкви, а под черносотенным духовенством подразумевает всю церковь.

Говоря о необходимости увязать конфискацию золота с чудовищным голодом, поразившим Россию, В.И.Ленин подчеркивает, что "для нас, именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету". Несколько раз в письме В.И.Ленин обращает внимание на выгодность момента, связанного с голодом в том смысле, что никакой другой момент, кроме отчаянного голода, не даст такого настроения широких крестьянских масс, когда они либо будут сочувствовать попыткам властей решить проблему голода даже за счет церкви, либо будут не в состоянии поддержать неизбежного сопротивления. И это заставляло торопиться.

Ни о каком использовании золота церкви на покупку хлеба голодающим в письме нет ни строчки. Куда только исчезает забота о голодающих, когда речь заходит о золоте! "Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности, совершенно немыслимы". И такая цель безусловно оправдывает любые средства: "...Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут".

Международное положение России, с точки зрения вождя", давало большевикам возможность так же успешно разгромить духовенство, ибо "после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональными, может быть, даже чересчур опасны". Сейчас, когда борьба главной части заграничных противников среди русской эмиграции - эсеров и милюковцев - против большевиков затруднена, победа над духовенством, по мнению В.И.Ленина, обеспечена полностью. Поэтому он приходил к выводу: "...мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течении нескольких десятилетий". Наказ вождя был выполнен с лихвой.

Для проведения заветного плана В.И.Ленин дает соответствующие инструкции. И снова конспирация, "двойная бухгалтерия", и снова сокрытие реальных организаторов и руководителей кампании. Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только М.И.Калинин, никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой Л.Д.Троцкий.

В Шую В.И.Ленин рекомендовал послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти, лучше одного, чем несколько. Через члена Политбюро ЦК РКП(б) следовало передать ему словесную инструкцию о том, чтобы "он арестовал, как можно больше, не меньше, чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле..." Тотчас он должен сделать на полном собрании Политбюро ЦК РКП(б) доклад, затем Политбюро ЦК РКП(б) на основании доклада дает "детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г.Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров". Когда еще только приступали к проведению кампании изъятия в Москве и не известны были ее итоги, а в Петрограде кампания еще и не начиналась, еще до расследования, которое будет проведено в Шуе, В.И.Ленин инициирует судебные процессы и дает однозначные варианты приговоров - расстрелять.

Что касается патриарха Тихона, то В.И. Ленин счел целесообразным его пока не трогать, хотя и дать секретную директиву ГПУ вести за ним наблюдение, о чем еженедельно Ф.Э.Дзержинскому и И.С.Уншлихту лично докладывать на заседании Политбюро ЦК РКП(б).

В.И.Ленин планировал на 11 съезде РКП(б) организовать секретное совещание делегатов совместно с главными работниками ГПУ, Наркомюста и Ревтрибунала, на котором провести секретное решение съезда о том, "чтобы изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни пред чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем больше число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать". Съезд должен был назначить специальную, конечно же секретную, комиссию для претворения намеченных мер при обязательном участии Л.Д.Троцкого и М.И.Калинина, а всю работу вести не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке.

Итак, В.И.Лениным продумана стратегия и тактика кампании по изъятию церковных ценностей, определено соотношение сил, намечены цели и указаны средства. Цель - фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей, дискредитация и расстрел духовенства Шуи, Москвы и других духовных центров. Средства -"ряд жестокостей, чем больше удастся расстрелять, тем лучше". Сроки - самые кратчайшие. В ленинском письме не нашлось места заботам о голодающих. Постоянно подчеркивая важность результатов намеченного плана для ближайших десятилетий, В.И.Ленин в письме членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. определил более широкие цели: устранить институт церкви, ликвидировать сословие духовенства, найти золото для мировой революции и укрепления пролетарского государства.

Не планируя лично присутствовать на заседании 20 марта 1922 г., В.И.Ленин просил В.М.Молотова постараться разослать письмо членам Политбюро ЦК РКП(б) в круговую в тот же день и вечером вернуть с краткими заметками. Известна только одна, но весьма примечательная пометка на письме, сделанная В.М.Молотовым: "Согласен. Однако, предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии" . В.М.Молотов в очередной раз робко пытался ограничить размах изъятия, теперь хотя бы не всеми губерниями и городами, а теми, где есть самые крупные ценности. Но слабое сопротивление В.М.Молотова не найдет поддержки у членов Политбюро ЦК РКП(б). Следы подобной позиции мы находим в документах, отразивших рассмотрение на том же заседании Политбюро ЦК РКП(б) другого документа - проекта Л.Д.Троцкого.

Проект Л.Д.Троцкого касался общих вопросов руководства и проведения кампании изъятия ценностей и был подготовлен еще до того, как поступило сообщение из Шуи. В процессе утверждения проекта в качестве постановления Политбюро ЦК РКП(б) отчетливо проявились серьезные разногласия между членами Политбюро ЦК РКП(б) и ВЦИК по церковному вопросу и "закулисная" борьба между ними.

В очень важной преамбуле к документу, не вошедшей в окончательный текст постановления и отразившей серьезные разногласия между ВЦИК и Политбюро ЦК РКП(б) по церковному вопросу, Л.Д. Троцкий выразил свое отношение к декрету ВЦИК об изъятии, упрекая ВЦИК в том, что с ним, Л.Д.Троцким, окончательный вариант текста не согласован: "В отношении изъятия ценностей сделано было, главным образом Президиумом ВЦИК, все для того, чтобы сорвать кампанию". Главная претензия Л.Д.Троцкого к ВЦИКу состояла в том, что декрет не предусматривал жесткого партийного руководства делом изъятия. Л.Д.Троцкий упрекал "центральную тройку" в "отсутствии какой бы то ни было работы", что, по его мнению, привело к несогласованности действия в центре и "полному разнобою в провинции" .

Для исправления этого положения Л.Д.Троцкий предлагал укрепить контроль партии, ГПУ и армии над делом изъятия при помощи ряда конкретных мер, изложенных ниже в 17 пунктах , что означало поворот в развитии кампании по изъятию церковного золота.

В центре и на местах создавалась сеть "секретных руководящих комиссий" по изъятию ценностей по типу московской комиссии Сапронова-Уншлихта, образованной Политбюро ЦК РКП(б) за несколько дней до этого - 11-13 марта 1922 г., с обязательным вхождением в них либо секретаря Губкома, либо заведующего агитпропотделом Губкома.

Определялся персональный состав Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей: председатель - М.И. Калинин, члены - Я.А.Яковлев, Т.В.Сапронов (после его отъезда на правах члена комиссии входит А.Г.Белобородов), И.С.Уншлихт, П.А.Красиков (заместителем М.В.Галкин), А.Н.Винокуров, Г.Д.Базилевич. Комиссия имела ежедневно работающее бюро - Я.А.Яковлев, Т.В.Сапронов (либо А.Г.Белобородов), И.С.Уншлихт и М.В.Галкин. Раз в неделю комиссия собиралась при участии Л.Д.Троцкого.

В таком виде вроде бы создавалось впечатление, что партийная и советская линии руководства сливались в одной комиссии. Но это только впечатление, ибо главной фигурой советской линии выступал М.И.Калинин, ну а остальной состав практически был сходным с составом предыдущей комиссии (И.С.Уншлихт, П.А.Красиков и др.) Назначением М.И.Калинина - председателя официального высшего органа советской власти Президиума ВЦИК - председателем комиссии реализовывалась затея В.И.Ленина и Л.Д.Троцкого прикрыть самовластие партии и ГПУ "легальными" органами власти. В губернских городах в состав комиссии привлекался комиссар дивизии, бригады или начальник политотдела. Этот пункт о роли армии Л.Д.Троцкий разовьет далее в нескольких пунктах проекта.

В схеме Л.Д.Троцкого появлялось серьезное нововведение. Подчеркнем, что по плану Л.Д.Троцкого основной силой осуществления кампании в стране должна была стать разветвленная сеть секретных подготовительных комиссий на местах с параллельно существующими ширмами для прикрытия - официальными комиссиями или столами при комитетах помощи голодающим для формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих. Создавалась двойная система особой конспирации, когда за плечами официальных комиссий советской власти действовал реальный механизм изъятия церковных ценностей в виде партийно-чекистских секретных комиссий. В плане Л.Д.Троцкого выстроенная система приобретала всероссийское значение. Л.Д.Троцкий настаивал "строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации".

Далее в проекте детально разрабатывались методы организации агитационной работы, которую планировалось проводить неофициально, не объявляя ее, привлекая к ней лучших агитаторов, в частности, военных. Главные ее цели - борьба с религией и церковью - должны были прикрываться помощью голодающим.

Следующие пункты проекта ставили основные задачи агитации:

• внести раскол в духовенство, взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия, при этом агитация властей и агитация лояльных священников ни в коем случае не должны сливаться, но в своей агитации власти должны ссылаться на то, что "значительная часть духовенства открыла борьбу против... "князей церкви";
• в противовес агитации духовенства "организовывать манифестацию с участием гарнизона при оружии с плакатами: "церковные ценности для спасения жизни голодающих" и пр."
• оказывать давление на видных представителей духовенства, по возможности не трогая их до конца кампании, но негласно через Губполитотделы, под расписку, "предупредить их, что в случае каких либо эксцессов они ответят первыми".

На все время проведения кампании для ее успешного осуществления Л.Д.Троцкий требовал обеспечить "полное осведомление обо всем, что происходит в разных группах духовенства, верующих и пр.", что и было реализовано ГПУ с небывалым размахом, а также " в случае обнаружения в качестве организаторов выступления буржуазных купеческих элементов, бывших чиновников и пр. арестовывать их заправил".

Наряду с агитационной проект предусматривал проведение организационной работы, давались инструкции по всем ее деталям: подготовить такой аппарат для учета и изъятия, чтобы провести работу в кратчайшие сроки; изъятие начинать с церкви, во главе которой стоит лояльный священник, либо с наиболее значительного храма; при изъятии "коммунисты должны быть на всех соседних улицах, не допуская скопления, надежная часть, лучше всего ЧОН, должна быть по близости и пр."; везде выпускать в церквях, на собраниях, в казармах представителей голодающих с требованием скорейшего изъятия ценностей; к учету ценностей при помголах в центре и на местах допускать только лояльное духовенство; широко оповестить население, что оно будет иметь возможность следить за тем, чтобы "ни одна крупица церковного достояния не получит другого назначения, кроме помощи голодающим".

Проект Л.Д.Троцкого предусматривал возможность проведения переговоров с верующими о замене ценностей выкупом, но вопрос должен был рассматриваться в каждом отдельном случае в ЦК Помгола, при этом ни в коем случае не приостанавливая работы по изъятию. Данная схема обмена ценностей была трудновыполнима, так как вести переговоры в момент изъятия, тем более когда ставились жесткие сроки его проведения, часто было нереально.

Далее Л.Д.Троцкий предложил сроки проведения кампании в центре и на местах. В Москве - приступить не позже 31 марта 1922 г. В Петрограде можно было то же установить приблизительно срок по соглашению с Г.Е.Зиновьевым, но учитывая особое положение Петрограда, Л.Д.Троцкий рекомендовал ни в коем случае не форсировать слишком кампанию там и не прибегать к применению силы, "пока политически и организационно вся операция не будет обеспечена целиком". В губерниях сроки назначались самими Губкомами, но "сообразуясь со сроками, назначенными Москвой и под контролем Центральной комиссии", с одной стороны, а с другой - "не затягивать дело ни на один лишний день".

Итак, 17 тезисов плана Л.Д.Троцкого означали переход от имитации правовых, олицетворявшихся ВЦИКом, к полицейским и военным методам ведения кампании.

Первый раз инициативный проект Л.Д.Троцкого был рассмотрен опросом членов Политбюро ЦК РКП(б) 18 марта 1922 г., но окончательно утвержден на заседании 20 марта 1922 г. уже с рядом изменений. Во-первых, из него была вычеркнута важная преамбула . Во-вторых, на заседании была сделана рукописная правка текста. Поправки касались 1, 2 и 17 пунктов проекта.

В 1 пункт добавлялось существенное примечание, устанавливающее жесткие сроки и очередность проведения кампании: в важнейших губерниях - ближайшие, в менее важных - более поздние, после того, как сведения об изъятии в Петроградской и других центральных губерниях распространятся по всей России.

Тщательнее всего отрабатывался 2 пункт о персональном составе Центральной "секретной" комиссии: в промежуточном варианте текста поправок, рассматривавшемся на заседании, во 2 пункте отражалась особая роль Я.А.Яковлева как представителя ЦК РКП(б) в комиссии, но в заключительном варианте, принятом в качестве постановления Политбюро ЦК РКП(б), осталась лишь фамилия Я.А.Яковлева, а его должностная принадлежность к ЦК РКП(б) скрывалась . Тем самым участие ЦК РКП(б) в комиссии тщательно камуфлировалось.

Предложенный на заседании Политбюро ЦК РКП(б) вариант 17 пункта отразил, очевидно, зафиксированную на письме В.И.Ленина помету В.М.Молотова и его попытку несколько ограничить размах кампании хотя бы на первых порах "важнейшими губерниями" : сроки на местах должны быть установлены "с таким расчетом, чтобы важнейшие губернии пошли первую очередь".

Окончательный вариант текста проекта был принят в качестве постановления Политбюро ЦК РКП(б) "Об организации изъятия церковных ценностей" на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 20 марта 1922 г. . Получив поддержку Политбюро ЦК РКП(б), Л.Д.Троцкий развил бешеную деятельность по претворению в жизнь своего плана.

Таким образом, постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 20 марта 1922 г. ознаменовало собой перелом в настроениях партийных и советских руководителей в пользу жестких, наступательных методов проведения изъятия и явилось поворотным пунктом в ходе кампании. 24 марта 1922 г. "Известия" поместили передовицу, в которой в жестком тоне заявлялось, что мирный период в кампании изъятия ценностей закончен. Открыто объявлялась война против церкви. "...Советская власть показала, что там, где этого требуют народные интересы, она сумеет при нужде применить твердую руку..." .

Вслед за этим было официально объявлено о происшедших событиях в Шуе (в "Известия ВЦИК" от 28 марта 1922 г.), где было опубликовано принятое Президиумом ВЦИК правительственное сообщение от 27 марта 1922 г. "О событиях в городе Шуе в связи с изъятием церковных ценностей", подробно описывающее события и дающее им соответствующие оценки. Власти цинично заявляли, что "правительству чужда мысль о каких бы то ни было преследованиях против верующих и против церкви, поскольку она не становится организацией контрреволюционной борьбы против рабоче-крестьянского государства... Подавляющая масса низшего духовенства признала и признает этот декрет безусловно правильным и справедливым. Только клика князей церкви, привыкшая к роскоши, золоту, шелкам и драгоценным камням, не хочет отдавать эти сокровища на дело спасения миллионов погибающих". В ответ обещалось, и обещания скоро было выполнено, что на духовенство "опустится железная рука Советской власти" .

Таковы были ответные действия Политбюро ЦК РКП(б) на события в маленьком уездном городке Шуя, логическим, а точнее, чисто техническим завершением которых было решение Ревтрибунала. Властям нужен был громкий процесс и организаторы его постарались.

Судебное заседание Выездной Сессии Верховного Трибунала ВЦИК проходило в Иваново-Вознесенске с 21 по 25 апреля 1922 г. под председательством бывшего священника, ставшего сотрудником Наркомюста и ярым борцом с религией, М.В.Галкина в присутствии членов Трибунала Немцова и С.Ф.Павлова. Обвинителем выступал Смирнов, защитниками Ангорский, Власов, Иванов и Новиков. Процесс организовывался в лучших традициях: дело придавали широкой огласке, приглашалась пресса, собирались рабочие делегации, вход в зал был свободен. Наплыв зрителей был столь значителен, что, открытое первоначально в здании Местной Женской Гимназии, заседание затем из-за тесноты перенесли в Местный Театр, где с успехом и был разыгран "спектакль" .

На скамью подсудимых попало 24 человека. Достаточных юридических оснований для расстрельных приговоров, на чем настаивал в своем письме В.И.Ленин, во время следствия и на суде выявлено не было. Больше сил было потрачено на выяснение классового происхождения обвиняемых. Все внимание приковывалось к несущественным деталям, свидетели путались в показаниях. Ходатайство и поручительство сельского схода села Палех за священника И.С.Рождественского, подписанного более 70 прихожанами, вообще было приобщено к делу уже после суда и приведения приговора в исполнение . Более того, проигнорировано было и сообщение начальника Иваново-Вознесенского губотдела ГПУ Д.И.Шорохова в СО ГПУ о непричастности И.С.Рождественского к событиям в Шуе. Местные чекисты установили, что воззвание патриарха Тихона, чтение которого инкриминировалось священнику, попало в Палех помимо Шуи и Иваново-Вознесенска . В результате с исчерпывающими доказательствами можно было говорить о невиновности шуйских священников. Но жертвы заранее написанного сценария были обречены.

Обвинитель шуйского процесса Смирнов потребовал расстрела четырем участникам событий: Светозарову, Языкову, Похлебкину и Сизову. Однако суд подкорректировал его требование и всю тяжесть наказания возложил на священников, памятуя ленинские указания . На пятый день слушания член Трибунала Немцов огласил приговор. К расстрелу приговаривались Петр Языков, священники Павел Светозаров и Иван Рождественский. К пятилетнему заключению - Похлебкин, Столбунова, Борисов и Крюков. Остальные участники событий - к различным срокам заключения - от одного до трех лет. Всего осуждено 19 человек. Все преступления расценивались как "деяния конт-революционного характера" .

Отчаянную попытку спасти духовного пастыря предприняли прихожане церкви с.Палех. Местный уполномоченный А.Салаутик даже направил 25 апреля 1922 г. в Иваново-Вознесенск телеграмму, в которой говорилось о просьбе прихожан приостановить исполнение приговора до решения по возбужденному ими ходатайству перед ВЦИК . Но телеграмма не подействовала на судей, как и не подействовало заступничество более влиятельного лица, чем сельский уполномоченный.

Узнав о приговоре,М.И.Калинин на следующий же день 26 апреля 1922 г. телеграммой "вне всякой очереди" от имени Президиума ВЦИК предложил Сессии Трибунала приостановить исполнение смертного приговора . Случай неординарный, несмотря на то, что ВЦИК безусловно обладал правом помилования. Пренебрегая установками В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого и директивами Политбюро ЦК РКП(б), М.И.Калинин посмел ослушаться и выступить как Председатель Президиума ВЦИК. Заведенная репрессивная машина дала осечку.

Вечером того же дня, ознакомившись с телеграммой М.И.Калинина, М.В.Галкин отложил дело до утра . Трибунал ожидал окончательного решения Политбюро ЦК РКП(б). И оно не заставило себя долго ждать. И.В.Сталин, не дожидаясь очередного заседания, поставил предложения Президиума ВЦИК на голосование опросом членов Политбюро ЦК РКП(б) 2 мая 1922 г. .

Решение Политбюро ЦК РКП(б) о расстреле шуйских священников оказалось задокументировано несколько раз. По одному этому опросу имеется 5 документов.

Записка И.В.Сталина (автограф) "На опрос членов ПБ" с изложением просьбы ВЦИК и предложением проголосовать по вопросу имеет весьма примечательную правку. В первоначальном "Президиум [ВЦИК] предлагает отменить решение Ревтрибунала...", И.В.Сталин зачеркнул "Президиум" и написал "т.Калинин предлагает..." Дело представлялось так, будто бы об отмене приговора просил не высший представительный орган власти, а только М.И.Калинин - лишь кандидат в члены Политбюро ЦК РКП(б). При подсчете голосов голос самого М.И.Калинина не учитывался, хотя в других случаях велся совсем иной счет: голос предлагавшего то или иное решение учитывался. В результате смертный приговор был утвержден 2 мая 1922 г. четырьмя голосами против трех: В.И.Ленин, Л.Д.Троцкий, И.В.Сталин, В.М.Молотов проголосовали за утверждение решения Ревтрибунала. А.И.Рыков, М.П.Томский, Л.Б.Каменев - за отмену приговора .

Постановлением от 4 мая 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) санкционировало свое предыдущее решение от 2 мая - утвердить приговор сессии Ревтрибунала . На заседании Политбюро ЦК РКП(б) 4 мая 1922 г. присутствовали: В.И.Ленин, Л.Д.Троцкий, И.В.Сталин, Л.Б.Каменев, Г.Е.Зиновьев, А.И.Рыков, В.М.Молотов, М.И.Калинин, член ЦК М.В.Фрунзе. При чем предыдущее решение от 2 мая на заседании 4 мая утверждено дважды: первоначально с формулировкой "О Шуйских попах - Подтвердить решение Политбюро от 2.V. с.г."(п.5); затем расстрельный приговор утвержден еще раз в отношении обоих священников со ссылкой на опрос 2 мая (п.23).

Таким образом, решение о судьбе участников выступления в Шуе было принято Политбюро ЦК РКПР(б) и мнение ВЦИК при этом не учитывалось. 5 мая 1922 г. Президиум ВЦИК вынужден был с ним согласиться и постановил расстрельный приговор оставить в силе .

Власти торопились исполнить приговор, о чем Председатель Верховного Трибунала ВЦИК Н.В.Крыленко телеграфировал 9 мая 1922 г. в Иваново-Вознесенский Губревтрибунал С.Ф.Павлову. С.Ф.Павлов отрапортовал на следующий же день - приговор был приведен в исполнение 10 мая 1922 г. в 2 часа ночи . Приговоренные были расстреляны на окраине города у Дмитриевской тюрьмы, где прошли последние дни их жизни. На все просьбы дочери Павла Светозарова отдать тело отца она получила отказ. Расстрелянных закопали на месте расстрела .

Так закончилась история мятежной Шуи. Отчаянное стихийное сопротивление властям в небольшом фабричном городке положило начало повороту в проведении кампании изъятия церковных ценностей - переходу к жестким военным методам ее проведения. Трагедия в Шуе открыла счет кровавым столкновениям мирных невооруженных людей с войсками, брошенными на их подавление. Был создан прецедент. Шуя должна была служить уроком как ослушникам, предупреждая о последствиях их возможных выступлений, так и властям, открывая новый виток курса на резкую конфронтацию с церковью.

Сопротивление в Шуе изменило расстановку сил в высших эшелонах власти, ослабив позиции противников жестких и решительных мер борьбы с церковью, прежде всего М.И.Калинина, и позволили В.И.Ленину, Л.Д.Троцкому и их сторонникам перейти в наступление. В то же время в шуйском выступлении проявилось, хотя и слабо, недовольство части партийного и советского аппарата репрессивной политикой вождей. Ярким свидетельством противоречий в партии и роста антибольшевистских настроений во время проведения кампании явилось участие бывших коммунистов в защите церковного золота и церкви.

В Шуе, как в зеркале, отразилось охватившее Россию движение против разграбления православных храмов. На почве изъятия церковных ценностей проявлялся протест широких масс против политики большевиков, выливавшийся в открытые схватки с властями. Оскорбленное чувство верующего человека приводило в движение его социальные и политические убеждения. К верующим присоединялись недовольные существующей властью оппозиционные силы.

События в Шуе стали рубежом в церковной политике советского государства. В связи с инцидентом Политбюро ЦК РКП(б) на заседании 20 марта 1922 г. приняло решения, которые определили ее основные задачи на десятилетия. Подчинение хода кампании по изъятию церковных ценностей жесточайшему партийно-чекистскому диктату под прикрытием Помгола, подкрепленное активным использованием армии против народа, открывало новый период в государственно-церковных отношениях, основными лозунгами которого стали ленинские директивы - разбить, расстрелять, уничтожить.

Покровский Н.Н. Источниковедение... С.26.

Изъятие церковных ценностей в России в 1922 году - действия советской власти по реквизиции церковных ценностей в 1922 году под предлогом борьбы с массовым голодом в Поволжье и других регионах. В рамках кампании в пользу государства изымались находившиеся в храмах всех конфессий изделия из драгоценных металлов и драгоценные камни. Изъятию подлежали и предметы, предназначенные исключительно для богослужебных целей (священные сосуды), что поставило в очень уязвимое положение духовенство и вызвало сопротивление части прихожан.

Кампания сопровождалась репрессиями против священнослужителей. Большой резонанс вызвал расстрел прихожан в Шуе 15 марта 1922 года, во время которого были убиты четыре человека. Председатель советского правительства В. И. Ленин решил воспользоваться голодом и событиями в Шуе для «разгрома наголову» Православной церкви. С самого начала операции средства, изъятые у Церкви, и не планировалось использовать для борьбы с голодом. Одновременно большевистский режим ставил целью «испроказить» (выражение протопопа Аввакума) Русскую православную церковь и поставить во главе её марионеточное обновленческое руководство.

Изъятие церковных ценностей готовилось и проводилось большевиками планомерно и с широким размахом. Власть использовала вопрос о церковных ценностях, чтобы начать мощную антицерковную кампанию. Разработка и непосредственное проведение кампании по изъятию были поручены Л. Д. Троцкому.

Начало кампании изъятия

Высший орган законодательной власти Советской России - Президиум ВЦИК (председатель М. И. Калинин) - 2 января 1922 г. принял постановление «О ликвидации церковного имущества». 23 февраля 1922 года Президиум ВЦИК опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «…изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим». Декрет предписывал «пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным участием представителей групп верующих, в пользование коих указанное имущество было передано». На деле же речь шла об изъятии всех ценностей безо всякого разбора.

Вскоре после издания декрета Патриарх Тихон написал на имя председателя Президиума ВЦИК Калинина (так как - формально - инициатива изъятия исходила от ВЦИК) запрос. Не получив от последнего ответа, Патриарх 15 (28) февраля 1922 г. обратился к верующим с Воззванием, ставшим впоследствии широко известным, в котором подверг осуждению вмешательство ВЦИК в дела Церкви, сравнив его сосвятотатством:

<…> Мы нашли возможным разрешить церковноприходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чём и оповестили Православное население 6 (19) февраля с. г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10 (23) февраля ВЦИК, для оказания помощи голодающим, постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства… Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство - миряне отлучением от Неё, священнослужители - извержением из сана (Апостольское правило 73, Двукратн. Вселенск. Собор. Правило 10).

10 марта 1922 г. Ленин получил подробную докладную записку с обоснованием необходимости создания за рубежом специального синдиката для реализации изъятых ценностей от наркома внешней торговли Л. Б. Красина, на которую наложил положительную резолюцию.

11 марта 1922 г. Л. Д. Троцкий направил Ленину письмо, в котором жаловался на медлительность комиссий ВЦИКа по изъятию ценностей и на неразбериху, царящую в этих комиссиях. Троцкий предложил создать «секретную», «ударную» комиссию в составе председателя Сапронова, Уншлихта, Самойловой-Землячки и Галкина для проведения показательного изъятия в Москве. По замыслу Троцкого, такая комиссия должна была заниматься «фактическим изъятием» и обеспечением «политической … стороны дела». Деятельность комиссии должна была быть секретной, всё должно делаться от имени ЦК Помгола.

На следующий день, 12 марта 1922 г. Троцкий написал на имя Ленина донесение о фактическом ходе изъятия, акцентируя внимание, что дело переход в стадию «последнего „удара“» и работу по изъятию необходимо организовать так, «чтобы оно произошло без политических осложнений», для чего накануне созданная «ударная» московская комиссия уже приступила к работе. Для дискредитации и внесения раскола в Церковь планировалась широкомасштабная кампания в пользу изъятия со стороны священников-обновленцев. Изъятие в Москве планировалось завершить к началу партийного съезда - Москва должна была стать примером: «Если в Москве пройдёт хорошо, то в провинции вопрос решится сам собой».

Шла подготовительная работа по началу акции в Петрограде. Заканчивалось донесение так: «Главная работа до сих пор шла по изъятию из упразднённых монастырей, музеев, хранилищ и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко ещё не закончена». На донесение Троцкого Ленин отреагировал немедленно, в тот же день отправив телефонограмму ответственному секретарю ЦК РКП(б) Молотову: «Немедленно пошлите от имени Цека шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их».

События в Шуе и реакция на них большевистского руководства

В марте в ряде мест произошли волнения, связанные с изъятием ценностей. Особенно большой общественный отклик вызвали события в Шуе, где 15 марта 1922 г. толпа взволнованных верующих оказала сопротивление изъятию ценностей. По толпе был открыт пулемётный огонь. В результате столкновения были убиты четверо, ранены десятеро.

На следующий день в связи этим событием политбюро ЦК РКП(б), в отсутствие Ленина, приняло решение приостановить изъятие, на места была разослана телеграмма: «…Политбюро пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей ещё не подготовлено и требует отсрочки…».

Но 19 марта 1922 г. Ленин направил секретное письмо членам Политбюро ЦК РКП(б), в котором изложил свой план расправы с церковью, воспользовавшись голодом и событиями в Шуе. Письмо квалифицировало события в Шуе как лишь одно из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства» и безусловно требовало воспользоваться ситуацией и «с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления, … дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий … Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

Ленин настаивал на окончательной и скорой расправе с Русской православной церковью немедленно: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Он понимал, что с началом Генуэзской международной конференции, на которую большевики возлагали большие надежды, желая получить дипломатическое признание, которого РСФСР тогда ещё не имела, и экономическую и финансовую помощь от стран Запада («после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть даже чересчур опасны.»), выполнить такую операцию было бы значительно труднее - в случае приёма Советской России в «семью цивилизованных народов» могли последовать действия западных стран против церковных репрессий и обязательства, которые пришлось бы взять на себя.

Кроме того, Ленин полагал что изъятие церковных ценностей под видом борьбы с голодом заставит замолчать даже представителей русской белой эмиграции, которые в иных условиях несомненно протестовали бы против изъятия. Причём по планам Ленина изъятые ценности и не должны были направляться на закупку продовольствия для голодающих - на средства, вырученные от этой операции необходимо «создать фонд… . Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь».

Телеграммы о приостановке изъятия Ленин предлагал не отменять, что бы «усыпить бдительность» неприятеля. Самих же участников событий в Шуе наказать в ходе судебного процесса который должен «закончится не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров», для чего послать в Шую «энергичного и толкового» представителя, дав ему «устные» инструкции. «Устные директивы» выдать и судебным властям, которые должны организовать процесс над «мятежниками».

На основе разосланного накануне членам Политбюро ЦК проекта мероприятий по изъятию, разработанных Троцким, Политбюро ЦК РКП(б) 22 марта 1919 г. приняло его план к исполнению. Он включал арест Синода, показательный процесс по Шуйскому делу, а также указывал - «Приступить к изъятию во всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей».

10 мая 1922 г. были расстреляны шуйские протоиерей Павел Светозаров, иерей Иоанн Рождественский и мирянин Пётр Языков.

Кампания по дискредитации Патриарха Тихона

Хотя в своём секретном письме от 19 марта 1922 г. Ленин и написал о Патриархе Тихоне «самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать…» чтобы путём усиленного наблюдения за ним выявить все его связи, но уже в том же месяце начались допросы Патриарха. Он вызывался в ГПУ, где ему дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство «требует от гражданина Беллавина как от ответственного руководителя всей иерархии определённого и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчинённая ему иерархия».

Уже в начале мая 1922 г. по предложению Ленина Политбюро ЦК РКП(б) постановило дать директиву Московскому трибуналу:
1. Немедленно привлечь Тихона к суду.
2. Применить к попам высшую меру наказания.

5 мая 1922 Патриарх был вызван в суд на процесс по делу московского духовенства. Суд вынес частное определение о привлечении гр-на Беллавина к уголовной ответственности. Патриарх был арестован. 19 мая 1922 г. его перевезли из Троицкого подворья, где он содержался под домашним арестом, в Донской монастырь, где он находился всё последующее время в полной изоляции от внешнего мира. Судя по многочисленным публикациям в советской прессе весной 1923 года писем от граждан, требовавших сурово покарать «людоеда» Тихона, власти готовились к расправе над Патриархом. От расстрела Патриарха большевистское руководство останавливало только опасение бурной реакции Запада - Великобритания, к примеру, прямо заявила, что если суд над Патриархом начнётся, то она отзовёт из Советской России своих дипломатических представителей Тихон был освобождён и дело против него прекращено только после заявления о том, что он «раскаивается в проступках против государственного строя». Произошло это в июне 1923 года. К этому времени Ленин, в результате очередного приступа тяжёлой болезни, окончательно отошёл от дел.

Судебные процессы, связанные с изъятием церковных ценностей

Кампания по изъятию церковных ценностей только за первое полугодие 1922 г. вызвала более 1400 случаев кровавых столкновений. По этим событиям состоялся 231 судебный процесс; 732 человека, в основном священнослужители и монахи, оказались на скамье подсудимых.

7 мая 1922 г. Московский революционный трибунал по обвинению в противодействии изъятию церковных ценностей, что квалифицировалось как контрреволюционная деятельность, осудил 49 человек, в том числе приговорил к расстрелу 11 человек (девятерых священников и троих мирян). Из них были расстреляны священники Христофор Надеждин, Василий Соколов, Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин С. Ф. Тихомиров.

В Петрограде в связи с сопротивлением изъятию ценностей из некоторых церквей было арестовано 87 человек. Судебный процесс над ними проходил с 10 июня по 5 июля 1922 года. Петроградский революционный трибунал приговорил к расстрелу 10 подсудимых, шестерым из которых смертная казнь была заменена лишением свободы. Были расстрелян митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), адвокат И. М. Ковшаров и профессор Ю. П. Новицкий.

12 мая 1922 г. Новгородский революционный трибунал вынес приговор по делу о беспорядках в связи с изъятием ценностей в Старой Руссе. К смертной казни были приговорены священники В. И. Орлов,В. А. Пылаев и Н. М. Смыслов. Остальные 15 подсудимых были приговорены к различным срокам заключения.

Донской областной ревтрибунал с 22 по 30 августа 1922 г. вёл дело по обвинению ростовского епископа Арсения, 7 священников и 25 прихожан, участвовавших в волнениях 11 марта 1922 года у Кафедрального собора Ростова-на-Дону, когда члены комиссии по изъятию подверглись избиению. Трибунал вынес расстрельный приговор Арсению, но по объявленной к годовщине Октябрьской революцииамнистии заменил высшую меру наказания лишением свободы на десять лет.

В ходе судебного процесса над группой духовенства, проходившего в Царицыне с 9 июня 1922 г., был приговорён к расстрелу викарий Донской епархии Николай (Орлов). Однако он не был расстрелян, а умер в тюрьме.

В Смоленске выездная сессия Военной коллегии Верховного трибунала ВЦИК с 1 по 24 августа 1922 г. рассматривала дело «Смоленских церковников», по которому было привлечено 47 человек. Из них к расстрелу были приговорены Залесский, Пивоваров, Мясоедов и Демидов, а к различным срокам заключения было приговорено ещё 10 проходивших по делу верующих.

Революционный трибунал Чувашской автономной области в мае 1922 г. провёл судебное разбирательство в отношении благочинного протоиерея А. А. Соловьёва и группы верующих. Благочинный А. А. Соловьёв и активный участник сопротивления изъятию Н. Я. Галахов были приговорены к расстрелу.

Второй судебный процесс над духовенством Москвы и Московской губернии, так называемый «процесс второй группы церковников», проходил с 27 ноября по 31 декабря 1922 г. Трибунал рассмотрел дела 105 обвиняемых. Среди обвиняемых были священники, профессора, учителя, студенты, рабочие, крестьяне и т. д. Наиболее активным участникам сопротивления изъятию ценностей был вынесен смертный приговор. Однако в связи с амнистией, объявленной к годовщине революции, расстрел был заменён тюремным заключением.

Судебные процессы над духовенством прошли в 1922-1923 гг. по всей России. В литературе указывается, что было рассмотрено 250 судебных дел в связи в сопротивлением изъятию церковных ценностей. В 1923 г. в VI отделении («церковном») секретно-политического отдела ГПУ находилось в производстве 301 следственное дело, было арестовано 375 человек и выслано в административном порядке, в том числе за границу, 146 человек. К концу 1924 г. в тюрьмах и лагерях побывало около половины всего российского епископата - 66 архиереев. По данным Православного Свято-Тихоновского богословского института, общее количество репрессированных церковных деятелей в 1921-1923 гг. составило 10 тысяч человек, при этом был расстрелян каждый пятый - всего около 2 тысяч. Достоверность этой цифры, особенно в части приведённых в исполнение смертных приговоров, вызывает большие сомнения. Так, на крупнейшем процессе в Петрограде из 87 обвиняемых 26 было оправдано, а из 10 приговорённых к расстрелу - 6 помиловано.

Финансовые результаты операции

Православная церковь получила от советского государства разрешение самостоятельно заниматься сбором средств для помощи голодающим и в период с 19 февраля, когда соответствующее обращение Патриарха Тихона было опубликовано в газетах, по 23 февраля 1922 г. таким образом было собрано около девяти миллионов рублей. Советское государство под предлогом помощи голодающим изъяло только в 1922 году церковных ценностей на четыре с половиной миллиона золотых рублей. Собственно на покупку продовольствия из них было потрачено около одного миллиона. Все остальные деньги были потрачены на иные цели, главным образом на «разжигание мировой революции».

Подавляющая часть изъятых у церкви в 1922 году ценностей пошла в переплавку, а полученные с продажи деньги были потрачены на проведение самой кампании по их изъятию: антицерковная агитация, техническое обеспечение (транспорт, грузчики, упаковочные материалы и т. п.), сверхсметные ассигнования и т. д. Значительная доля ценностей пошла на содержание партийного и советского аппарата. Именно в это время сотрудникам аппарата были увеличены зарплата, различные виды довольствия и т. д. Часть золота и драгоценностей была попросту разворована, о чём свидетельствуют суды, прошедшие над сотрудниками Гохрана.

Разразившийся ещё в 1921 г. голод, который явился закономерным следствием не только засухи, но и общего экономического упадка, вызванного гражданской войной, охватил территории с населением, по разным оценкам, от 15 до 30 миллионов человек. В августе 1921 г. Патриарх Тихон обратился к народам Мира с просьбой помочь России, а также призвал верующих жертвовать деньги и ценности для голодающих. Однако Церковный Комитет помощи голодающим был распущен Советской властью, а собранные ценности конфискованы.

Когда голод достиг катастрофических масштабов, власть издала 9 декабря постановление о разрешении религиозным объединениям производить сборы средств для борьбы с голодом. В начале февраля совместно Церковью и Всероссийским комитетом помощи голодающим (Помголом) были разработаны «Положение и инструкция о сборе Церковью средств на помощь голодающим». Однако 26 февраля в газете «Известия» было опубликовано постановление ВЦИК об изъятии церковных ценностей в принудительном порядке. В постановлении говорилось, что изъятию подлежат ценности, «изъятие которых не может существенно затронуть самого культа» 1 . Но как заметил известный историк Русской Церкви М. В. Шкаровский: «Различные инструкции, реальные действия местных властей говорят о том, что этот документ трактовался очень широко» 2 .

Именно это постановление положило начало кампании по изъятию церковных ценностей — одной из самых трагичных страниц истории Русской Церкви в XX в. В советское время по идеологическим причинам было невозможно объективное освещение историками этой темы. С начала 90-х гг., когда появился доступ к закрытым ранее архивам, у исследователей истории Церкви появилась возможность рассказать правду о драматических событиях 1922 г. За 15 лет было опубликовано много книг и статей, основанных на материалах из Государственного архива Российской Федерации, Архива Президента Российской Федерации, Центрального архива ФСБ, Российского центра хранения информации и документов новейшей истории (ныне Российский государственный архив социально-политической истории) 3 . В регионах историки активно используют местные архивы. Но до сих пор остаются не изученными некоторые аспекты кампании по изъятию. Так же рано говорить об усвоении нравственных уроков из этой трагедии.

9 марта Московская Губернская комиссия по изъятию церковных ценностей издала «Правила и порядок работ районных и уездных подкомиссий по изъятию церковных ценностей», в которых говорилось об изъятии «всех предметов религиозного культа из золота, серебра, платины и драгоценных камней, находящихся в пользовании и на хранении групп верующих всех религий и предоставленных им в пользование, согласно Декрета об отделении церкви от Государства» 4 , уже без уточнения об оставлении предметов, без которых невозможно богослужение. На просьбы выкупать церковные ценности или заменять их другими, такими же по весу, Президиум ВЦИК и ЦК РКП (б), согласившись поначалу, в дальнейшем, по указке Троцкого, ответили 30 марта шифротелеграммой губкомам РКП (б) «Неполное изъятие церковных ценностей будет рассматриваться как нерадение местных органов» 5 . В ходе кампании руководство страны то разрешало заменять ценности деньгами и изделиями из драгметаллов, то запрещало. Руководители же Губкомиссии поняли к концу марта, что бесцеремонное изъятие максимального количества ценностей только вызовет сопротивление, поэтому её председатель Ф.Медведь в инструкции уполномоченным уездных комиссий указывал: «К изъятию ценностей в бедных деревенских церквах подлежит подходить с особой осторожностью и изымать из них только лишь абсолютные излишки» 6 . А 31 марта объединенное заседание Комитета обороны Москвы и губернии и Губкомиссии постановило: «При изъятии церковных ценностей оставлять нижеследующие предметы для соблюдения религиозных обрядов: дарохранительница 1, дароносица 1, венцы для свадьбы 2, чаша (по числу служб), дискос (по числу служб), звездица (по числу служб), ложка и копье» 7 .

Необходимо помнить, что после четырех с половиной лет гонений, которым Церковь подвергалась после большевистского переворота, в ней уже не могло быть столько ценностей, сколько рассчитывали изъять большевики, о чем говорил Патриарх Тихон. Сам вдохновитель кампании по изъятию — Троцкий вынужден был признать это. Подвергались храмы не только реквизициям со стороны советской власти, но и банальным грабежам, принявшим в то время массовый характер. Так, из церкви деревни Дегунино 8 сентября 1921 г. были похищены серебряная риза с иконы Бориса и Глеба, три дарохранительницы, три серебряных напрестольных креста 8 .

10 апреля Совет депутатов определил состав уездной подкомиссии по изъятию ценностей. Председателем её был назначен член Президиума МУС А. И. Колотов. На первом заседании комиссии было решено провести агитационную кампанию и начать изъятие после 24 апреля, т. е. после Светлой седмицы. 20 апреля Колотов представил в Губкомиссию, накопившую к тому времени опыт изъятия ценностей из храмов Москвы и некоторых уездов Московской губернии, список церквей Бедняковской, Козловской, Коммунистической, Ленинской, Пролетарской, Пушкинской, Разинской, Трудовой, Ульяновской, Ухтомской и Щелковской волостей, общим числом 228 9 .

Началось изъятие на три дня позже запланированного срока в самой неблагонадежной, по мнению экспроприаторов, Ленинской волости и прошло относительно спокойно. В оперативной сводке о ходе изъятия с 27 по 29 апреля, направленной Колотовым Московскому губвоенкому Н.Алмазову и командующему Московским военным округом Н.Муралову, указано, что только в двух из 33 церквей — Петра и Павла в Ясенево и Троицкой в Борисово происходили собрания народа, в результате которых комиссии не были допущены к изъятию. Однако после прибытия отрядов кавалерии ценности удалось изъять 10 .

С первых же дней комиссия по изъятию столкнулась с трудностями: нехваткой денежных средств, тары для отправки ценностей в Гохран, даже точными весами комиссия располагала далеко не всегда. Также во многих храмах отсутствовали описи имущества, которые, впрочем, «терялись» и самой властью. Члены уездной комиссии жаловались в Губкомиссию на «ненормальные факты, вытекающие при сдаче ценностей в Гохран», в частности обращали внимание на «волокиту, выражающуюся в том, что при сдаче каких-нибудь 5-6 мешков приходится терять по 7-8 и более часов». Так же уездкомиссия выражала недовольство работой Гохрана, заключавшейся в том, что в актах, выданных уполномоченному комиссией, указывалось только количество мешков, а не вес изъятого 11 .

Неорганизованность деятельности комиссии иногда доходила до курьезов — предпринимались попытки изъятия в населенных пунктах, не входивших в Московский уезд. 5 мая комиссия известила приходской совет Троицкой церкви села Свиблово, что «5 мая состоится изъятие установленных законом ценностей вашего храма… вменяется вам в обязанность присутствовать при изъятии и приготовить описи церковного имущества». На что священником В.Смирновым был дан ответ: «Изъятие церковных ценностей из церкви уже состоялось 21 апреля с/года. Всего изъято 34 ф. 17 з. серебра» 12 . На предупреждение об изъятии ценностей из церкви Рождества Богородицы в селе Владыкино, председатель приходского совета — священник Иоанн Хрусталев ответил: «Церковь села Владыкина находится в районе Краснопресненского совета Москвы, представителями которого ценности изъяты 5/IV 1922 года» 13 .

В целом изъятие проходило без эксцессов. Однако сухие тексты протоколов, фиксировавших, что «жалоб со стороны прихожан нет», не отражали всех обстоятельств изъятия. В Спасской церкви села Вантеево (ныне — церковь Смоленской иконы Божией Матери) 6 мая комиссия вошла в храм во время службы и вызвала негодование со стороны прихожан. Несмотря на то, что настоятель храма — отец Виктор Горитовский успокоил верующих и предоставил вечером комиссии возможность изъять ценности, он был арестован и через несколько дней погиб в Бутырской тюрьме 14 .

В то же время верующие не смотрели безразлично на изъятие ценностей и направляли в комиссию многочисленные просьбы оставить богослужебные или другие предметы. Прихожане церкви святителя Николая в селе Новое Кунцево (настоятель — сщмч. Александр Русинов) направили в комиссию жалобу: «3 мая в нашем храме были взяты все три кадила, а потому исполнение церковных обрядов не представляется возможным. Просим дать нам одно кадило» 15 . Кроме этого прихожане просили заменить серебром по весу Евангелие, чашу с принадлежностями, большой крест, дарохранительницу, а также возвратить, в обмен на серебро, ризу с чтимой иконы Богоматери. Священник Михаил Грузинов из Троицкой церкви села Чашниково просил среди прочего «принять взамен двух риз с иконы Божией матери и Алексия Божьего Человека весом 9 ф. 89 з. — 10 ф. серебра в деньгах и серебряных вещах, ввиду того, что указанные ризы имеют историческую ценность» 16 . В отношении риз просьба была удовлетворена. Приходской совет церкви Спаса на Сетуни информировал: «3 мая была отобрана серебряная утварь и сняты две ризы с особо чтимых престольных икон Николая Чудотворца и Григория Декаполита весом 18,5 ф. Ризы эти особо чтимы и пожертвованы рабочими местных фабрик, а потому рабочие прихожане просят все единогласно возвратить нам обратно эти две ризы как особо чтимые» 17 . Церковно-приходской совет Спасской церкви села Вантеева ходатайствовал перед комиссией «об оставлении серебряновызолоченной ризы с иконы Смоленской Божией Матери» 18 .

Ввиду отсутствия дубликатов вещей, употребляемых при богослужении, приходская община из церкви Донской иконы Божией Матери в селе Перловское просила комиссию «сделать распоряжение о возвращении церковных предметов: ковчег для хранения даров, потира, дискоса, звездицы, лжицы, 2 тарелочек, ковшика». Кроме этого прихожане сообщали о желании «внести посильную долю своего участия на гуманную цель по облегчению помощи голодающим» 19 . На следующий день уездная комиссия просила Гохран вернуть по просьбам прихожан крест, дарохранительницу и ковшик. Прихожане Благовещенской церкви села Братовщина предоставили в комиссию по изъятию напрестольный крест, потир с принадлежностями, дарохранительницу и дароносицу, оставленные ею в церкви на 5 дней. В письме прихожане просили «любезную комиссию заменить представленные вещи другими, того же наименования, так как ни потира с принадлежностями, ни дароносицы, ни дарохранительницы, ни креста на третий в храме престол при церкви не осталось» 20 . Причт и прихожане Преображенской церкви сел Лукино и Измалково просили комиссию «заменить отобранные 3 мая священные предметы из серебра другими предметами и серебряным ломом по весу» 21 .

Сколько всего было изъято ценностей в уезде, сказать трудно. 13 мая на подводящем итоги заседании уездкомиссии её секретарем Татьяниным была названа приблизительная цифра: около 450 пудов серебра, 2,5 ф. золота, около 200 шт. бриллиантов. При этом в действительности эпопея с изъятием была далека от завершения. В некоторых церквах (свт. Николая села Ржавки и др.) «дополнительные» изъятия проходили даже летом. 19 мая секретарь Губкомиссии Кроненберг отправил отчет в Президиум Моссовета, в котором сообщалось, что изъятие в Московском уезде закончено в 177 церквах, осталось 53 22 . Судьба многих храмов остается неизвестной — в Пролетарской волости, несмотря на увеличение списочного количества церквей с 7 до 10 23 , нет данных об изъятии в храме Преображения Господня в Болшеве. Некоторые цифры в итоговых ведомостях явно ошибочны. Из храма Рождества Богородицы в Костино, согласно описи изъятия места № 2, были изъяты 4 большие ризы общим весом 35,5 з. Очевидно, речь идет не о золотниках (что абсурдно, ибо 4 большие серебряные ризы не могли весить чуть больше 150 граммов), а о фунтах, что и было отражено в общей описи изъятых ценностей по храму. Однако в сводной ведомости по волости общий вес риз все равно был записан в золотниках 24 . Зачастую комиссии оценивали вес приблизительно, во многих описях изъятия записано: «вес приблизительный», «точный вес не установлен». Наибольший «улов» ждал экспроприаторов в монастырях: Николо-Перервинском — 11 п. 18 ф. 23 з., а в Николо-Угрешском почти 25 п. серебра 25 . В протоколе об изъятии в Николо-Перервинском монастыре сказано, что 2 ф. 57,5 з. золота вместе с некоторыми ценностями и описями вывезены ЧК ещё в 1918 г. 26

В справке от 3 июля 1922 г., подписанной Татьяниным (в конце июня — начале июля являвшегося представителем Совета депутатов), указаны более скромные, по сравнению с майскими, цифры — 283 п. 33 ф. серебра. Там же сообщается: «Количество золота и драгоценных камней не подсчитано… будет сообщено дня через четыре особо» 27 и указывается фантастическое число церквей в уезде: 373. В январе 1925 г. помощник командующего МВО Г. Базилевич во исполнение письма ВЦИК от 29.12.24 № 4208 «О предоставлении сведений о количестве изъятых ценностей и о сдаче таковых в Гохран» направил в Моссовет предоставленные заведующим Гохраном А.Владимирским «Сведения о количестве ценностей, изъятых из церквей города Москвы и Московской губернии и поступивших в Гохран», в которых по Московскому уезду указаны следующие цифры: бриллиантов 273,6 кар., золота 1 ф. 37 з. 32 д., серебра 286 п. 02 ф. 34 з. 72 д., цветных камней 8 шт., жемчуг 32 д., медной монеты 7 ф. 31 з. 28 . Сравнивая эти цифры с данными по другим уездам можно сказать, что в Московском уезде было изъято больше, чем в любом другом.

До сих пор историки не могут точно сказать, какова судьба изъятых ценностей. Сколько пошло на закупку продуктов, на нужды компартии, сколько разворовано или просто затерялось на складах — эти вопросы ещё ждут исследователей. Достоверно установлено, что Политбюро старалось использовать конфликтные ситуации во время изъятия для расправы с «реакционным» духовенством, для раскола и разгрома Церкви. В это же время Русская Церковь, подвергавшаяся травле и шельмованию в коммунистических СМИ, с февраля по апрель 1922 г. передала в Помгол более 15,5 миллионов рублей 29 .

Однако подлинно христианское отношение к тем событиям заключается не столько в скрупулезном подсчете изъятых ценностей, сколько в извлечении нравственных уроков из произошедшего. Задолго до революции многие выдающиеся церковные деятели говорили о грозящей Церкви и всей России катастрофе, которую видели как следствие расцерковления Российского общества. Внутреннее состояние Российской Церкви беспокоило святителей Филарета Московского, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника и других святых, видевших, что внешняя демонстрация веры, в т. ч. и к благоукрашению церквей, вытесняет из жизни православных россиян главное — стремление жить по заповедям Божьим. В результате те, кто недавно ходил в храмы, после революции стали грабить их и уничтожать священнослужителей. Беспристрастное всестороннее исследование причин трагедии 1922 г. поможет Церкви грамотно выстроить отношения с государством, лучше понять современное российское общество и через это — вести плодотворную миссионерскую деятельность среди жителей России.

Евгений Газов

1. Одинцов М. И. Русские патриархи XX века: Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов. Ч. 1. М., 1999. С. 60.
2. Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 2005. С. 82.
3. Петров С.Г., Покровский Н. Н. Политбюро и Церковь. 1922-1925. В 2-х кн. М.-Новосибирск, 1997-1998; Кривова Н. А. Власть и Церковь в 1922—1925 гг. : Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М., 1997; Васильева О.Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. М., 1994; Русская Православная Церковь и коммунистическое государство: документы и фотоматериалы 1917-1941. М., 1995; Изъятие церковных ценностей в Москве в 1922 году. М., 2006 и др.
4. Центральный Государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. 66. Оп. 18. Д. 283. Л. 2. Т. к. Материалы из других архивов в данной работе не использовались, далее указывается только шифр хранения документа.
5. Петров С.Г., Покровский Н. Н. Указ. соч. Кн. 1. С. 166.
6. Ф. 744. Оп. 1. Д. 67. Л. 121.
7. Ф. 66. Оп. 22. Д. 70. Л. 11.
8. Ф. 66, Оп. 18, Д. 294б. Л. 129.
9. Ф. 66. Оп. 18. Д. 294г. Лл. 161-172. Московский уезд включал в себя, в разной степени, территории современных Балашихинского, Дмитровского, Красногорского, Ленинского, Люберецкого, Мытищинского, Одинцовского, Павлово-Посадского, Пушкинского, Солнечногорского, Химкинского, Щелковского районов, а также районов Москвы от МКАД до «третьего транспортного кольца».
10. Ф. 744. Оп. 1. Д. 67. Л. 142.
11. Ф. 66. Оп. 18. Д. 294а. Л. 136.
12. Ф. 744. Оп. 1. Д. 67. Л. 32, 32об. Здесь и далее: ф. — фунт, з. — золотник, п. — пуд, д. — доля.
13. Ф. 744. Оп. 1. Д. 158. Лл. 57, 57об.
14. Судьба святыни. К 200-летию церкви Смоленской иконы Пресвятой Богородицы в Ивантеевке (1808-2008). Ивантеевка, 2008. С. 19.
15. Ф. 744. Оп. 1. Д. 157. Лл. 20, 20об.
16. Там же. Л. 2.
17. Там же. Л. 13.
18. Там же. Л. 38.
19. Там же. Л. 34.
20. Там же. Л. 4.
21. Там же. Л. 36.
22. Ф. 66. Оп. 22. Д. 71. Л. 69.
23. Скорее всего храмы «кочевали» из одной волости в другую из-за того, что комиссии иногда не могли точно определить, на чьей территории находятся храмы, чему приводились примеры.
24. Ф. 66. Оп. 18. Д. 294, Лл. 141, 171, 173.
25. Ф. 66. Оп. 18. Д. 369. Л. 39, 39об.
26. Ф. 66. Оп. 18. Д. 294б. Л. 14.
27. Ф. 66. Оп. 18. Д. 294г. Л. 174об.
28. Ф. 66. Оп. 18. Д. 369. Л. 53., т. е. : золота 568,5 г., серебра 4 685,6 кг.
29. Изъятие церковных ценностей в Москве в 1922 году. С. 164, 167.